Последовала пауза, затем она проговорила:

— Я тоже тебя люблю.

После того как трубка была повешена, Голь долго стоял, глядя в окно на площадь внизу. Эротическое возбуждение, которое он ощутил, едва услышав ее голос, совершенно испарилось. Хотя нет, его осталось ровно столько, чтобы у Себастьяна заныло сердце.

— Амира… — прошептал он в темноту вне себя от горя. Зачем она, не слишком искушенная в искусстве лгать и обманывать, пыталась морочить его, опытного, понаторевшего в интригах… Как там любят говорить американцы? Не шей костюм портному. Слишком долгие и не к месту паузы, чересчур резкий тон. Голь сомневался, что Амира сознавала свои промашки. Она была слишком уверена в своей сексуальной власти над ним. К чему это вранье по поводу лаборатории и сотрудников? Неужели Принцесса хочет нажить проблемы? Голь решил сам присмотреть за делом, хотя возвращаться в Афганистан было чертовски рискованно, ведь механизм уже приведен в движение. А еще Амира, разумеется, пускала ему пыль в глаза, говоря об эль-Муджахиде. Ее комментарий по поводу его «самопожертвования» являлся прямым доказательством ее истинного отношения к Воину, и то, что крылось за ее словами, надрывало Голю душу.

Он смешал джин с тоником и, когда доставал из холодильника лед, заметил, как трясутся руки.

— Черт бы тебя побрал! — заревел он и вдруг швырнул стакан на середину пола с такой неистовой силой, что тот разлетелся на тысячи серебристых, засверкавших на ковре осколков.

Голь привалился к мокрому бару.

— Будь ты проклята, — произнес он, в его глазах блестели слезы.

Какой вывод следует из намеков, которые Себастьян улавливал в последние недели? Неужели Амира испытывает какие-то чувства к своему муженьку? Возможно ли такое? Неужели после бурного секса с ним, Голем, после стольких измен и заговоров у эль-Муджахида за спиной она может любить Воина? Голь потянулся за другим стаканом и сделал новый коктейль, влил половину в пересохшее горло, долил еще джина, не добавляя тоника.

И вдруг его осенило. Сердце в груди замерло. Он слышал ток крови в ушах, пока новая мысль вырастала из семени подозрения, распускалась пышным цветом, превращаясь в абсолютную уверенность. Проглоченный джин вызвал у Голя тошноту, когда пазлы сложились в картинку и она неприятно поразила его.

Что, если Амира никогда и не переставала любить эль-Муджахида? И с самого начала, еще до судьбоносной встречи в Тикрите, все, что она делала с ним и для него, было частью готового плана, плана, придуманного не им? Который Амира с эль-Муджахидом состряпали для себя и обставили дело так тонко, что Голь пребывал в полной уверенности, будто это он нанял их? Они сосали из него деньги для воплощения своих замыслов, а вовсе не для чего-то другого? Тойз однажды высказал подобное предположение, но Голь со смехом отмел его.

Но теперь… это похоже на правду.

— Господи Иисусе! — произнес Голь вслух, и руки у него дрожали так, что он выплеснул содержимое стакана на рубашку.

Значит, Амира с муженьком вовсе не помогали ему вытрясать из правительства США миллиарды на исследования. Интересовали ли эту парочку деньги вообще? Возможно ли такое, спрашивал он себя, но ответ был совершенно очевиден. Тойз не ошибся. Истина ослепляла Голя ярким пламенем. Лишь одно может быть сильнее, чем деньги, особенно в той части света.

Неужели джихад?

Голь отшатнулся и ударился спиной о бар. Ноги у него сделались ватными, он тяжело осел на пол, остатки коктейля потекли по ногам. Он не ощущал ни сырости, ни холода. Ничего, кроме нарастающего ужаса. Он своими руками дал самое кошмарное в мире оружие злобному хитрому убийце и устроил так — сам! — чтобы никто не сумел остановить распространение патогена Сейф аль-Дин. Эль-Муджахид наверняка захватил с собой не слабенький штамм. А самый новый, седьмое поколение. Тот, который невозможно остановить. Он заражает настолько быстро, что не остается времени дать отпор. Воин выпустит его на свободу, и зараза захлестнет Западное полушарие. Думает ли Амира о том, что рано или поздно болезнь вернется обратно через океан? Или она утратила способность мыслить логически в своем религиозном угаре?

Он скорчился на полу у стола и схватился за сотовый телефон, ткнул в «быструю» кнопку, выждал четыре показавшихся вечностью гудка. Наконец Тойз отозвался музыкальным «ал-ло».

— Возвращайся сюда! — сипло прошептал Голь.

— Что случилось? — спросил Тойз тихо и встревоженно.

— Это… — начал Голь, но рыдание сдавило ему грудь. — Господи, Тойз… кажется, я убил всех нас!

Телефон выпал у него из рук, и черная реальность апокалипсиса поднялась к потолку ядерным грибом.

Крисфилд, Мэриленд.

Четверг, 2 июля, 15.13

Полдня я провел с Джерри. Когда я изложил ему свою теорию, мы принялись сравнивать мои догадки с тем, что он выяснил за время расследования. И оба пришли к одинаковым выводам. Я велел Джерри собрать всех криминалистов, которые успели прибыть, пока я спал, а сам отправился на поиски Черча. По дороге я натолкнулся на Руди. Он проводил меня в фургон к компьютерщикам, где Черч и Грейс с помощью «Ясновидца» искали Лестера Беллмейкера.

— Джерри Спенсер готов дать предварительный отчет, — сказал я. — Мне кажется, следует выслушать его, и как можно скорее.

— Есть новости? — спросила Грейс, всматриваясь в мое лицо.

— Да, но сначала надо поговорить с криминалистами, а уж потом мы поиграем в «что, если».

Черч позвонил, назначая встречу.

Грейс сказала нам, что «Ясновидец» обнаружил двоих Лестеров Беллмейкеров в Северной Америке и еще шестерых в Соединенном Королевстве, однако никто из них до сих пор не был связан ни с террористами, ни с прионовой болезнью, ни с Балтимором. Более или менее годился Ричард Лестер Беллмейкер, срочник, который служил в военно-воздушных силах с 1984 по 1987 год и уволился с почетом. Парень теперь работал управляющим компанией «Чак Е. Чиз» где-то под Акроном, штат Огайо, но сколько бы Грейс ни копалась в его прошлом, она не находила ничего.

— Так мы ни к чему не придем, — сказала она.

— И потеряем время, — согласился Черч.

— А мог Алдин солгать нам? — спросила Грейс, бросив взгляд на Руди. — Вы смотрели записи допроса, читали отчеты. Каково ваше заключение?

Санчес пожал плечами.

— Этот человек говорил искренне. В его голосе было такое отчаяние… Он пытался сделать предсмертное заявление, хотел уйти с чистой совестью.

— Значит, он сказал правду? — уточнила Грейс.

Руди поджал губы.

— Полагаю, он честно сообщил все, о чем знал. Однако мы не можем отбросить вероятность того, что заложников намеренно дезинформировали.

— Тоже верно, — согласилась Грейс. — В этом случае мы впустую тратим время и ресурсы, гоняясь за призраком.