Проснувшись утром, они обнаружили, что провели ночь под защитой семи магических кругов, из которых три принадлежали эльфу, а один – обычно беспечной Энке.

Снежное приключение не прошло даром ни для кого. Следующие несколько дней сильфида периодически затевала состязания типа «кто громче чихнет» или «кто больше сморкнет». Плачевное состояние спасителей Мира усугублял сырой, порывистый ветер, пропитанный соленым запахом близкого океана.

Наконец сопливая, чихающая и кашляющая компания вышла к побережью. Впереди катил свинцовые осенние волны величественный океан, слева сквозь утренний туман начинали проглядывать островерхие башни Эттелии. А справа, совсем рядом, стояла огромная, просто гигантская, скагалла: высоченная виселица на добрую сотню персон, перекладины образуют пентаграмму, внешнее кольцо шагов пятьдесят в диаметре, какой только дряни нет в его составе!

– Что-то расхотелось мне идти в Эттелию, – покачала головой Меридит. – Народ, проживающий по соседству с этаким сооружением, вряд ли окажется дружелюбным и гостеприимным.

– Надо идти. Чтобы попасть в Сильфхейм, нужен корабль, а единственный в округе порт – в Эттелии.

– Не скажи! – Хельги состроил загадочную физиономию. – Видите во-он ту скалу?

– Ну?

– Пошли!

Ободрав все, что можно ободрать, они влезли на скалу. На вершине оной обнаружилась пещера, обращенная к океану. Внутри был запас хвороста и дров, немного оружия и хорошие кремни.

Часть топлива Хельги подгреб к устью, сложил в кучу и запалил, превращая скалу в подобие маяка. Оставшееся сложил подальше, чтобы не занялось от случайной искры.

– Все! Теперь остается только ждать.

– Чего ждать-то?

– Когда мимо пройдет драккар фьордингов… да, вот еще! Совсем забыл!

Из глиняной тары, прикопанной у стены, он достал щепотку белого порошка и высыпал в костер. Пламя окрасилось зеленым.

– Ни за что в жизни я не сяду на корабль фьордингов! – голосила Ильза.

– А они скоро приплывут? Долго нам здесь заседать? – старалась переорать Ильзу Энка.

– Как уж повезет… Ильза, не ори ты так, мы не глухие… Может, через день, может, через месяц.

– Я не намерена сидеть тут месяц! – принялась шуметь Энка.

Да ей и не пришлось. Не успели обе девицы утомиться «кричамши», а зоркий эльф уже указывал рукой в морскую даль:

– Хельги, взгляни!

– Драккар, – определил подменный сын ярла, – Энка, не ори, они уже идут.

Разумеется, фьординги не пришли в восторг, обнаружив, что тайный сигнальный огонь развели не соплеменники, терпящие бедствие, а кучка сомнительных личностей, большей частью нелюдей. Пожалуй, они попытались бы прикончить презренное отродье, даже не вступая в переговоры, если бы Гуннар Кривой не признал в сприггане подменного сына ярла Гальфдана Злого из Рун-Фьорда.

Ярл был персоной уважаемой, подменыш Хельги тоже пользовался изрядной для своего возраста славой, а потому хозяин драккара, молодой Свавильд счел за благо решить дело миром. А дело-то выеденного яйца не стоило: переправить странную компанию на Сильфхейм. Плату же за проезд подменыш предложил такую, что многие подумали: не выгоднее ли просто ограбить щедрых нанимателей? У них, видать, золота как у троллей в горах, если так им разбрасываются!

Но Хельги психологию фьордингов знал как свою собственную и сразу предупредил: только попытайтесь забрать золото силой – оно обернется птичьим пометом. Каждому жителю фьордов с малолетства известно, что все спригганы – могучие колдуны, поэтому в словах Хельги никто не усомнился. А зря. Золото, как известно, вещество простое, магически инертное.

До Сильфхейма был всего один день ходу при попутном ветре.

Компания разместилась на короткой носовой палубе вонючего драккара. Пахло смолой, нечистотами, высохшей кровью, старым потом гребцов, китовым жиром и копотью. Хельги брезгливо морщился, изображая существо просвещенное, образованное и культурное. Он напускал на себя презрительный вид, стараясь скрыть нахлынувшую вдруг тоску. Ах, где сейчас, какие воды бороздит его собственный драккар, стремительный «Гром», нагло присвоенный «братцем» Улафом?

Хельги бросил взгляд на Ильзу. Та сидела мрачнее тучи. Она тоже вспоминала «Гром».

Настроение остальных было приподнятым, они с удовольствием подставляли лица свежим порывам соленого ветра.

– Может, сопли высушит? – с надеждой предположила Инка.

Аолен с сомнением покачал головой, но укрываться от ветра не стал.

Когда смутные очертания Арвейских гор растаяли во мглистой дали, путники впервые решились заговорить о Самитре. До этого момента любое упоминание о ней пресекалось шипением Меридит: «Заткнись – накличешь!»

– А кто она была на самом деле? – с замирающим от запоздалого, а потому приятного ужаса сердцем спрашивал Эдуард.

– Трудно сказать. Скорее всего, суккуб. Нежить, одним словом.

– А чего она с гоблиншей дралась?

– Наверное, та ее со своим мужем застукала, – предположила Энка, бросая коварный взгляд на смущенного рыцаря.

– Ее лавиной совсем убило?

– Конечно нет! Нежить можно убить только драконьим серебром. На худой конец, обычным. Сидит сейчас на бережку зубы скалит. Поджидает, когда назад вернемся, – пугала Энка. – Ка-ак вцепится!

Отроки скромно повизгивали, Меридит ругалась. Время летело незаметно.

А на закате восхищенным взорам предстал Сильфхейм, искрящийся в ярко-розовых лучах заходящего светила.

О, что это было за зрелище!

Чувствительного к эстетическим впечатлениям эльфа захлестнула буря переживаний: восхищение и смятение, восторг и раскаяние. Как все эльфы, он не допускал мысли, что на свете можно найти творения разума, искусства и Магии более гармоничные и прекрасные, чем лесные чертоги Кланов. О, как он заблуждался!

Сильфхейм вставал из океана, парил над ним, будто фата-моргана, но не призрачно-облачная, а реально-материальная, изваянная искуснейшими творцами из чистейшего горного хрусталя и снежно-искристого мрамора.

Кто, какие высшие существа – боги, демоны ли – подсказали мастерам эти дивные формы, то сверкающие кристаллическими гранями, то струящиеся каменными водопадами?! Сильфхейм казался сказкой, воплощением чьей-то прекрасной, но неземной мечты…

– К вопросу о перерождении, носящем характер деградации, – злорадно припомнила Энка, заметив потрясение эльфа.

Тот все не мог прийти в себя и таращился на нее как на чудо невиданное. Его ставило в тупик несоответствие характера и манер сильфиды окружению, ее взрастившему. Он не удержался, в очень мягкой форме высказал свое недоумение, на что нимало не смущенная девица бодро изрекла: «С паршивой овцы… Нет, не так! В семье не без урода!»