Так что опять поди угадай, что было на самом деле? Ни слову нельзя верить, когда дело доходит до описания их сексуальных отношений.

Сартр в разлуке почувствовал, как дорога ему Бовуар, и написал письмо разрыва Бианке – мол, хватить мне одной Ванды для разнообразия. Бианка была поражена – пару дней назад писал страстные письма и – бац – разрыв без объяснения причин. Она чувствовала, что где-то таится ложь, и даже стала подозревать Бовуар. Та, узнав о письме разрыва, стала отчитывать Сартра – как можно так резко, и, вообще, люди страдают из-за нас. В итоге у Бианки возникло психическое расстройство, от которого она так и не смогла до конца оправиться.

А всё из-за того, что Сартр и Бовуар позволили девчонке зациклиться на себе, вместо того чтобы сразу её научить совокупляться с разными партнёрами, и только потом разрывать, чтобы у Бианки было бы на кого переключиться. А то пропагандировали свободу ебли, а, промежду прочим, девочек придерживали для себя и ревновали их до неприличия.

В конце марта 1940 года Сартр опять приехал в Париж на побывку.

Ольга крутила роман с известным парижским красавцем, скрывая это от Сартра и Бовуар, но они пронюхали и раздумывали, сообщать ли об этом Босту, который запал на Ольгу.

Сартр был возмущён, что Ольга изменяет Босту, в то время как тот на фронте, рискует жизнью. (Однако сам не отказался бы поживиться той, которая ему так и не дала.) Сартр также злился, что Ольга скрыла свою связь от него. Он отговорил Бовуар сообщать об этом Босту, разве что Бовуар будет готова заменить Ольгу в жизни Боста, чего она сделать не могла, так как Сартр уже занимал главное место в жизни Бовуар. («Накррручено-наворррочено», – как говаривал Аркадий Райкин.)

Красавец любовник Ольги написал воспоминания, где говорил о связи со славянской женщиной из клана Сартра, явно имея в виду Ольгу. И далее он так поясняет очарование славянок:

таинственные по виду, но не являющиеся таковыми на самом деле.

Четырнадцатого июня 1940 года нацисты вошли в Париж. Комендантский час. Пустые безмашинные улицы.

Натали Сорокина вернулась в Париж в объятия Бовуар. Наташка была изобретательной воровкой (вот оно, таинственное очарование славянок) и выкрала два велосипеда, один из которых дала Бовуар. Они разъезжали на велосипедах по опустевшим улицам Парижа.

Одиннадцатого июля Бовуар получила записку от Сартра, где он сообщал, что его взяли в плен.

Вернулась в Париж и Ольга. Беременная. Бовуар устроила ей тайный аборт.

В лагере, где находился Сартр, он чувствовал себя свободным, как никогда ранее. Это была шарашка, где он мог писать своё сочинение Бытие и ничто и общаться с интеллектуалами-заключёнными. Немцы по его просьбе радостно дали ему читать пронацистского Хайдеггера.

(Почти солженицынская шарашка, где он тоже чувствовал себя счастливым. Да только Солженицын не захотел встречаться с Сартром, когда тот ошивался в Москве, – уж слишком Сартр благоговел перед коммунистами всех сортов и особенно московского разлива.)

А Натали становилась всё более и более ревнивой. Она требовала, чтобы Бовуар проводила с ней больше времени. Она караулила Бовуар у отеля, у школы, где она преподавала. Устраивала скандалы, которые стали притчей во языцех среди обитателей отеля, где жила Бовуар.

В сентябре 1940 года вернулся в Париж Бост и стал жить с Ольгой в одном из отелей. Туда же переехала и сестричка Ванда. Этот отель был в пяти минутах ходьбы от отеля, где жила Бовуар. Бовуар и Бост ежедневно встречались на ланче, а также секретно – в отеле. Всё это не мешало Бовуар отчаянно ждать Сартра, видеть перед собой наяву его лицо и мучаться ночными кошмарами, в которых ей представлялось, что он её больше не любит.

Бовуар была в разлуке с Сартром одиннадцать месяцев. В марте 1941 года он объявился в Париже. Сартр в лагере считался гражданским, а нацисты отпускали больных. Он симулировал болезнь, и его отпустили.

Сартр вернулся из лагеря изменившимся человеком. Он не хотел наслаждаться полученной свободой, он хотел действовать и организовать группу Сопротивления.

Сартр связался со знакомыми интеллектуалами, и дюжина их собиралась в отеле в комнате Бовуар. Они быстро пришли к выводу, что это не их дело бросать бомбы и гранаты, а заниматься они будут распространением новостей. Составлять, печатать, разносить. Сартр, под впечатлением кучной жизни в лагере, которую он посчитал социалистической, стал себя считать социалистом. И название для труппы выбрали: Социализм и Свобода. В 1942 году группа распалась после того, как арестовали 19-летнюю бывшую членшу, которая ушла и присоединилась к коммунистической группе Сопротивления. Опасно ведь, как-никак.

Сартр продолжил преподавать в Лицее, где он отказался подписать бумагу, в которой он должен был утверждать, что он не еврей и не масон. Директор лицея тоже состоял в Сопротивлении, и потому Сартру это сошло с рук.

Хотя Бовуар и Сартр жили в одном отеле, все ночи он проводил в отеле, где жила Ванда. Сартр не переставал восхищаться их союзом, мол, и как он прекрасен, и как он вообще. Трилогию Пути к свободе он посвятил Ванде. Бовуар будет хранить молчание о Ванде в своих воспоминаниях и мемуарах – уж слишком большую роль играла эта женщина для Сартра во время войны.

Если Сартр с Вандой проводил все ночи, то Бовуар с Бостом – только одну ночь в неделю. От этого неравенства Бовуар страдала.

К тому же отношения с Вандой у Сартра были открытыми для публики, а Бовуар должна была скрывать свои отношения, так как Воет официально любил только Ольгу. Причём Сартр уже не скрывал от Ванды степень своей близости с Бовуар. Но самое смешное, что Ольга и Ванда жили на содержании у Сартра, и даже Бовуар подбрасывала им денег. Так что бедная Бовуар весьма переживала. (Не могла себе ещё любовников найти? Или умалчивает об этом в своих воспоминаниях?)

Hazel Rowley, авторша книги, безапелляционно заявляет, что на то время Сартр и Бовуар закончили свою половую жизнь друг с другом и с тех пор только дружили, держась за ручки. Спрашивается, откуда ей знать? – неужто на основании того, что пишут эти лгуны и позёры? Чем больше Сартр и Бовуар хотели быть откровенными, тем больше они вставали в позу, которая превращалась в миф, затвердевавший в памятник. И они себя поливали и поливали гипсом переписки и воспоминаний, чтобы окаменеть именно в этой позе.

Авторша ссылается на различные строчки в романах Бовуар и Сартра, подтверждающие, что, мол, всё: любви-сексу – хана.

Бовуар тогда было всего 33 года, но якобы Сартр потерял к ней всякий сексуальный интерес. В воспоминаниях Бовуар высосала из пальца (а авторша книги досасывала) причины сартровского «сексуального безразличия» или «сексуального холода» и пришла к глубокомысленному женскому заключению, что Сартр был не в состоянии отключиться, а постоянно, видите ли, пребывал в состоянии осознания происходящего, и что, мол, секс для него всегда происходил с налётом садизма, поскольку его партнёрша отдаёт своё тело ему, а он никогда не отдаёт своего.