— Ах, ну, в общем, это история, столь же изобилующая деталями, как любая книга, — сказал он, меняя тему в угоду настроению гостя. — Ее имя Манди де Серизэ. Она компаньонка моей жены и, как вы видели, швея высокого класса. — Он откинулся в кресле и продолжил, уже с удовольствием. — Она появилась у нас немногим более двух лет назад из турнирного окружения, но она — не одна из лагерных шлюх.

— Нет? — спросил Иоанн, не отрывая взгляда от нее. Его пресыщенный аппетит быстро сменялся другим видом голода, и он зашевелился беспокойно в своем кресле. Ее губы, полные, чувственно пухлые, и то, как она поджимала их, пока шила, медленно сводили его с ума.

— Ее мать, по ее рассказам, была дочерью английского барона. Я не собираюсь настаивать на правдивости рассказа, но моя жена уверена, что это правда, и манеры девушки вполне придворные, не лагерные. Она умеет даже читать и писать.

— А ребенок действительно ее?

— Она прибыла к нам беременной и рассказала историю, согласно которой она была молодой вдовой в стесненных обстоятельствах.

— Но это не так?

Амон пожал плечами.

— Она никогда не признавалась в этом, но Элайн подозревает, что отец ее ребенка — некий молодой человек из безземельных турнирных рыцарей. Так это или нет, но теперь они не принадлежат друг другу.

Иоанн кивнул и продолжил изучать Манди прищуренными глазами, подобно коту, рассматривающему свою добычу в траве. Он крошил медовый пирог между пальцами, но не делал никакой попытки съесть его.

— Вы хотите ее? — спросил он внезапно Амона.

Рот Амона был наполнен вином, которое он только что отпил из кубка.

— Я, милорд? — воскликнул он, как будто сия мысль никогда не посещала его. — Элайн бы меня убила!

— Не сомневаюсь, — сказал Иоанн сухо. — Но вы мне не ответили. Вы хотите ее?

Амон несколько раз медленно и хрипло вздохнул.

— Не за счет кинжала в сердце, вонзенного Элайн, — ответил он с гримасой.

Иоанн улыбнулся, но ничего не сказал, и его глаза продолжали разглядывать Манди с кошачьим, хищным намерением.

Тем же вечером в главном зале Лаву был дан большой пир с развлечениями и танцами, чтобы выразить почтение королевскому гостю. Манди сидела за столом, предназначенным для женщин Элайн, и бездумно играла с серебряной брошкой филигранной работы, скрепляющей вырез каштанового платья.

Когда она впервые появилась в Лаву, уставшая, беременная и переполненная беспокойством, то решила избегать мужчин. Эту клятву исполнять было легко. Расцветающее тело было достаточно очевидным свидетельством того, почему не стоит доверять им, и она могла смотреть даже на самого красивого из оруженосцев без особого интереса, не говоря уже о желании. Но постепенно ситуация изменилась. Она пережила рождение Флориана, и даже если сожалела об обстоятельствах его зачатия, не могла сожалеть о ребенке. Он заполнил ее жизнь любовью, когда весь свет ушел из нее, и удовлетворил тоскующий материнский инстинкт. Но были и другие инстинкты. Подавленные беременностью и ранним материнством, они были теперь переплетены с местью. Ее глаза останавливались на молодых людях из замка, но, когда они смотрели в ее сторону, она старалась симулировать безразличие, испытывая желание и опасение одновременно. Инцидент с лордом Амоном в зале этим утром показал ей, насколько уязвимо ее положение.

Теперь появился принц Иоанн, и взгляд, каким он на нее посмотрел, заставил ее прерывисто задышать и почувствовать нескромный жар в ее женском естестве. Она помнила его выходящим из ванны, кривую усмешку его рта, когда он спрашивал, была ли она когда-либо непослушна. Судьбы, гораздо худшие…

Пока она играла с брошкой, от внутренней части ее запястья исходил аромат масла. Манди не была уверена, любит ли она духи, но Элайн настояла, чтобы она капнула там и на шее, где бьется пульс. Учитывая, что она поймала Амона, флиртующего с Манди этим утром, Элайн казалась замечательно великодушной. Раньше Манди могла бы только отнести это поведение к энергичному характеру Элайн, но теперь, когда узнала ее лучше, она подозревала, что имелся какой-то повод.

Начался танец — зазвучала смесь пения и музицирования на флейтах, волынках, лютнях и тамбуринах. Вдохновленные женщины потянули упиравшуюся Манди в середину веселья. Сначала она пыталась отпираться, чувствуя себя неуклюжей и застенчивой. Она не танцевала со времени турниров, когда ее мать была еще жива и сама она напоминала беззаботного ребенка. Но когда-то выученные движения остались, в памяти, и она вспомнила их с увеличивающейся непринужденностью, когда ее захватила музыка. Помня радость травы луга и огней лагеря, ее ноги начали исполнять точные движения. Аккуратно и уверенно, быстро, как игла, проникающая через ткань. К моменту окончания музыки Манди раскраснелась и запыхалась. Она также искрилась смехом от явного удовольствия. Хватило только времени, чтобы схватить кубок вина и затем броситься назад в кольца танцовщиц, когда начался следующий круг. Круг и круг, кружение, продвижение, музыка, радостный водопад звуков.

Манди разогрелась от движения, и влажные волосы упали на брови. Она танцевала для своего потерянного детства, всех дней несчастья и забот, для матери, отца и самой себя. Это было и воспоминание, и пробуждение. А потом, когда темп замедлился, чтобы дать танцующим перевести дыхание, принц Иоанн взял ее руку. Несмотря на его коренастость, он был легок в шаге, и, так как они были равны по росту, они подходили друг к другу, как их сжатые пальцы; и он повел ее сначала направо, потом налево. Ее спина прижалась к его груди; его руки поднимали и кружили. Когда они соприкасались, она вспыхивала. Танец продолжался, и он пропускал ее к следующему мужчине на линии, но в конце она возвратилась к нему, и на последнем, торжествующем аккорде труб и тамбуринов он склонился к ее руке и поцеловал, коснувшись точки пульса самым кончиком языка. Дрожь слегка прокатилась вниз по ее спине, и, ощутив это, он улыбнулся.

— Так что, вы все еще не боитесь меня?

Манди опустила глаза.

— Нет, милорд, не боюсь, — сказала она неуверенно.

— Хорошо, вы и не должны, потому что я хочу видеть вас энергичной.

Ударила другая мелодия танца, более яркая, чем предыдущая, и пары начали перемещаться и колебаться. Манди использовала рисунок шагов, чтобы освободиться от Иоанна, но сделала не больше, чем первые несколько поворотов, и вместо соединения рук с женщиной в ее ряду прошептала извинение и сбежала из зала на верхний этаж.

Прислонив голову к прохладному камню на лестнице башенки, она слушала удары своего сердца в ушах.

Она сказала правду. Манди не боялась Иоанна — она испугалась себя. Она будто все еще чувствовала прикосновение его рук и видела, как вспыхивает в его глазах волчий огонь. Ее тело ныло от желания, но последний раз, когда она дала волю своим чувствам, последствия изменили ее жизнь и ее восприятие навсегда.

Манди оторвала голову от камня и направилась к маленькой комнатке у стены, куда был отправлен Флориан, спать в той же самой кровати, что и сын Элайн, — няня Жиля наблюдала за детьми.