Райтеос спросила Синтию, может ли она идти, и Синтия кивнула. Поврежденный глаз ничего не видел, кожа вокруг него почернела. На них с шипением падал пепел, и Райтеос пальцами стряхнула его с волос хозяйки, когда в них появились искорки.

– Нам нужно идти! – крикнула она мальчику. – Нужно добраться до озера!

Райтеос Джордан помогала Синтии идти вниз по Гранд-стрит. Лудлоу следовал за ними. Его лоб сильно кровоточил.

Они присоединились к толпе, которая толкаясь, шатаясь и спотыкаясь бежала к озеру Мичиган. Страшный грохот потряс улицу, и посыпались стекла, когда всего в квартале от них обрушился дом. Багрово-красные шары свистели над головами. Толпа обезумела. Люди вламывались в лавки, хватали все, что могли унести w от пальто до скрипок. На бровке тротуара, обезумев, прыгала горящая женщина, нагруженная семью только что украденными пальто. Кто-то столкнул ее в канаву, где она упала в потоки виски и мгновенно сгорела.

– Разрушения! Господь Бог прогневался на Чикаго! – орал голый мужик.

Кожа Райтеос покрылась волдырями. Она выплюнула два зуба и продолжала идти прямо вперед, крепко держа Лудлоу за руку, чтобы его не смело в сторону. Среди визга и крика раздался звук, который могла бы издать сотня локомотивов перед тем, как взорваться. Когда Райтеос посмотрела назад, в небо взметнулось огромное полотнище огня, блеск которого чуть не ослепил ее. Крыши домов поднялись в воздух и, кружась, скрылись из вида. Лудлоу парализовало; он глядел на пожарище, и по его щекам катились слезы. Она встряхнула его, приводя в чувство, и они продолжали идти.

Синтия Эшер соскользнула с плеча Райтеос, и та едва успела ее подхватить.

– Мама! – вырвался крик из опаленных губ Лудлоу. Он уцепился за ее талию, пытаясь не дать ей упасть, а люди грубо проталкивались мимо них.

Лудлоу посмотрел в искаженное, страшно распухшее лицо матери.

– Мой ангел, – прошептала она и коснулась его волос.

Потом кровь хлынула из ее ноздрей и левого глаза. Лудлоу заливался слезами. Райтеос едва не упала в обморок, но удержалась на ногах. Почувствовав, что жизнь покинула Синтию Эшер, она отпустила труп, оттолкнув людей, которые шли слишком близко.

– Она умерла, – сказала Райтеос мальчику. – Мы должны идти дальше.

– Нет! Нет! – закричал Лудлоу и рванулся к телу. Когда Райтеос попыталась оторвать его, он яростно набросился на нее. Она размахнулась и ударила его кулаком прямо в челюсть, а когда он упал, взяла на руки.

Со стонущим мальчиком на руках Райтеос пробивалась к озеру. К тому времени, как они достигли берега, их одежда превратилась в пропахшие дымом лохмотья. Люди сотнями бросались в маслянистую воду. Повсюду сновали лодки, подбирая пловцов. Большинство яхт было уже украдено со стоянок, а те, что остались пылали в огне. Райтеос вошла в воду по шею, а затем смочила водой лицо и волосы Лудлоу, чтобы не дать пеплу загореться.

Прошел почти час, прежде чем она наконец передала мальчика в руки солдат на пароме, и вскарабкалась туда сама. Лудлоу, в изорванной одежде и с обожженным лицом, стоял у перил и наблюдал за разрушением Чикаго. Когда Райтеос прикоснулась к его руке, он истерично вырвался.

Боже мой, подумала Райтеос. Она поняла, как она рассказала спустя несколько часов репортерам, истинное положение дел: тринадцатилетний Лудлоу Эшер после смерти отца и матери получал в свое распоряжение все – поместье, семейное дело и все другие дела, которые прежде принадлежали мистеру Кордвейлеру. Райтеос поняла, что он был самым богатым тринадцатилетним мальчиком в мире.

Она наблюдала за Лудлоу, ожидая, что он заплачет, но он так этого и не сделал. Он держал спину прямой как аршин проглотил, а его внимание было приковано к бушующему пожару на берегу.

Солдаты помогали мужчине и женщине подняться с весельной лодки на борт. Они были хорошо одеты, мужчина в темный костюм с бриллиантовой застежкой, а женщина – в грязные остатки красного бального платья. Мужчина смерил взглядом Райтеос и Лудлоу и повернулся к одному из солдат.

– Сэр, – осведомился он, – неужели мы должны делить судно с неграми и оборванцами?

Рикс дочитал до конца рассказ Райтеос и посмотрел на другие статьи. Чикаго горел в течение двадцати четырех часов, и огонь уничтожил более семидесяти тысяч зданий. Сто тысяч человек остались без крова. Пожары были следствием по меньшей мере восьми поджогов. Пожарные реагировали медленно, так как были очень утомлены: за неделю перед Великим Пожаром они выезжали примерно на сорок вызовов.

Он поднял взгляд на портрет задумчивого Лудлоу Эшера. В возрасте тринадцати лет быть одной ногой в аду, думал Рикс. Как он сохранил рассудок?

Рикс нашел ответ на вопрос Дунстана о смерти Синтии Эшер. Завтра он привезет эту газету ему. Но трость – как и когда Лудлоу вернул трость от Рэндольфа Тайгрэ?

На следующей странице мелким шрифтом был напечатан список разрушенных пожаром деловых учреждений. Они шли не в алфавитном порядке, и Риксу пришлось терпеливо читать, пока он не нашел то, что искал.

«Урия Хинд и Компания. Торговля колониальными товарами».

«Магазин колониальных товаров?» – подумал Рикс. Хадсон Эшер всякий раз тратил пятнадцать тысяч долларов на колониальные товары из Чикаго? Почему он просто-напросто не покупал все это в Эшвилле?

Рикс аккуратно сложил газету и встал со стула. Остальным вопросам придется пока подождать. Он задул все свечи, кроме одного канделябра, который прихватил с собой наверх.

Но когда он открыл дверь, золотистый свет высветил Паддинг Эшер, томно лежащую на его кровати в ожидании его самого.

Она сонно улыбнулась, зевнула и потянулась. Из-за края простыни показались ее груди.

– Тебя долго не было, – хрипло сказала она. – Думала, ты совсем не ляжешь спать.

Он закрыл дверь, встревоженный тем, что кто-нибудь может услышать.

– Тебе лучше уйти. Бун будет…

– Буна здесь нет. – Ее глаза вызывающе смотрели на него. – Старик Буни давно в своем клубе. Ты ведь не собираешься завернуть меня как в прошлый раз?

– Паддинг, – сказал Рикс, положив свернутую газету на шкаф. – Я думал, ты поняла, что я тебе сказал. Я не могу…

Она села, позволив простыне упасть. Ее груди были полностью обнажены, и она облизнула губы.

– Видишь, как сильно ты мне нужен? – спросила она. – Только не говори мне, что ты этого не хочешь.

Свет свечей льстил ей. При нем она выглядела нежнее и уязвимее. Рикс начал возбуждаться. Она потянулась, как кошка.

– Ты ведь не боишься Буна, не так ли? – поддразнила она.

Рикс покачал головой. Он не мог отвести от нее глаз.

– Бун говорит, ты не можешь удовлетворить женщину, – сказала Паддинг.

– Он говорит, ты почти гомик.