Они вышли из леса и оказались на одном из нижних лугов. Снег скрипел под ногами. Откуда-то, хлопая крыльями, поднялся ворон и улетел из виду.

— По-моему, пришли. — Три Пальца указал на узкий проход между деревьями, отделявшими их луг от соседнего Рядом с проходом снег был примят лежавшими лосями и испещрен следами их копыт. В воздухе висел резкий мускусный запах. На снегу там и сям виднелся помет и замерзшая моча.

— Они тут проходят, готов спорить. — Три Пальца пнул ногой кусок замерзшей мочи и, идиотски ухмыляясь, выдохнул облако пара.

— Ты думаешь, эти деревья смогут удержать лося?

— А что, наша веревка прочнее? — парировал Три Пальца.

— Скоро выясним. — И Голодный Бык зашагал по глубокому снегу.

— А насколько чувствительны лоси к человеческому запаху? — полюбопытствовал Три Пальца. — Неужели они тут пойдут, даже если все людьми пропахнет?

— Стучащие Копыта сказала, что мы должны помочиться с обеих сторон прохода между деревьями. Она говорит, что лоси чуют запах и оставляют свои метки поверх человеческих.

— Ты смеешься!

— Вовсе нет. Она рассказала, что отец Волшебной Лосихи, бывало, возвращался по собственным следам и обнаруживал, что лоси по полдня шли за ним по пятам.

— И он охотился, и за ним охотились, так, что ли? — Три Пальца взглянул через плечо на темную полосу леса.

Голодный Бык ступил на лосиную лежку — и едва не упал. Под теплым телом животного снег сначала растаял, а потом превратился в слой льда.

— Основательно замерзло. Они, должно быть, давно ушли.

Он поднял со снега катышек навоза и задумчиво раздавил его между пальцами.

Проход между деревьями казался отличным местом для устройства ловушки. Тропа была плотно утоптана лосиными копытами.

Голодный Бык подсадил Три Пальца как можно выше, чтобы тот привязал к дереву конец ловчей петли. Потом они вместе тщательно расположили петлю таким образом, чтобы голова лося легко попала в нее.

Стряхивая снег с рукавиц, Три Пальца в раздумье жевал губу:

— Стало быть, это и есть силок для лося? И я сам его соорудил?

— Ты уже и овец в ловушку загонял. И семена сосны с дерева стряхивал.

— Да, семена сосны мне понравились, — согласился Три Пальца. — Пожалуй, мне понравится так жить. Правда, людей не хватает. Жалко, что никто старых легенд не рассказывает. — Он сморщил лоб. — Может, стоило взять с собой Маленького Танцора. Он нарисовал бы какой-нибудь знак или еще что-нибудь сделал бы, чтобы лоси еще быстрее прибежали, чем на мочу.

Голодный Бык пожал плечами. Он обернулся, замер на месте и осторожно прикоснулся к плечу друга. Три Пальца обернулся и тоже окаменел.

В тени деревьев стоял волк. Его глаза горели странным желтым светом, как будто внутри полыхал костер.

— Большой-то какой, а?

— Да-а, — выдохнул Три Пальца.

Люди и волк долго смотрели друг на друга, не шевелясь; затем зверь мгновенно исчез, будто колдовским образом провалился сквозь землю.

Три Пальца протер глаза:

— Я и заметить не успел, чтобы он двинулся, — глядь, а его уж и нет!

— И я тоже.

По спине Голодного Быка пробежала дрожь.

— А ты видел, какие… Впрочем, что это я! Свет такой, наверное.

— Хочешь сказать, он точь-в-точь похож на волка, что выбит на стене в пещере?

Голодный Бык кивнул, не сводя глаз с того места, где только что стоял зверь:

— Точь-в-точь тот волк на стене… Точь-в-точь…

— Бизоны встревожены! — воскликнула Волчья Котомка. — Ты же сам это чувствуешь. Неразбериха, озлобление, голод… Они вот-вот взбесятся. Они гибнут один за другим. Вымирающий вид распространяет ужас по всей Спирали. Они знают, что их час еще не пробил. Но что они могут поделать? Душа земли кричит от боли. Ты чувствуешь смерть? Чувствуешь, как она приближается, высасывая тепло земли? Неужели такое будущее ждет нас? Ты чувствуешь, как плохо антилопам? Жажда. Земля страждет. Что нам делать? Я мучаюсь… умираю вместе с землей. Жажда, жара… Что мы можем сделать?

В вечернем морозном воздухе застыл медленный голос Зрящего Видения Волка:

— Надеяться.

— Кажется, тебя что-то заботит, девочка моя.

Волшебная Лосиха быстро взглянула в глаза матери, а потом снова уставилась вдаль. Горные склоны уже слабо зазеленели, постепенно расставаясь с коричневыми тонами осени. Кусты шалфея казались синими на фоне красноватого песчаника. В вышине простиралось, предвещая весну, кристально прозрачное голубое небо.

— Я все думаю о том, что мне Два Дыма рассказал… про Зрящих Видения.

Стучащие Копыта вздохнула и присела рядом с дочерью, радуясь теплым лучам солнца:

— Я уж не раз замечала, как ты в никуда глядишь да думаешь о своем. Едва тебе кажется, что на тебя никто не смотрит, ты погружаешься в раздумья. Может, расскажешь, что у тебя на душе?

— Я всегда думала, что моим первым мужчиной будет Ломает-Рог. А потом я встретила Маленького Танцора. Я его так люблю… во мне все так и пылает. Никогда не думала, что смогу так полюбить мужчину… Он такой… такой нежный, всегда обо мне думает, а обнимает так, как будто я — самое прекрасное во всем мире!

— Видела я.

— Но он меня пугает. В нем живет что-то, чем он не может делиться со мной. Что-то, что превосходит мое понимание.

— И что же сказал об этом Два Дыма? Ты говоришь, он сказал тебе что-то про Маленького Танцора?

— Он мне однажды рассказал о том, как Сила использует людей в своих целях… как орудия, которыми пользуются только один раз, а потом отбрасывает их прочь. В пример он привел дротик — как его старательно мастерят, а потом мечут в какого-нибудь зверя. Ты ведь знаешь, что с дротиками бывает. Иногда они летят мимо цели и попадают в камень. Тогда наконечник ломается, древко раскалывается. И все! А иногда они теряются в снегу или в густой траве — и остаются там навсегда, пока не сгниют.

По ее голосу было понятно, какую боль причиняет ей этот печальный образ.

— А ты думаешь, что Сила Маленького Танцора настолько велика?

— Да, мама. Я думаю, что его Сила даже больше, чем он сам осознает. То, что произошло, когда мы охотились на овец, было всего лишь предзнаменованием. Я ведь и раньше видела, как овец в ловушку загоняют. Ты не хуже меня знаешь, что они уже приготовились прыгнуть в сторону. А он Видением повел их в ловушку.

Вот с того дня я и стала следить за бердаче. Он обычно сидит себе в глубине пещеры и помалкивает, но глаз с Маленького Танцора не спускает. А когда Танцора глубокой ночью посещают Видения, Два Дыма просыпается, хотя и спит далеко от нас, и задумчиво глядит на спираль на стене или на волка. Я в это время тоже просыпаюсь. Я не знаю, догадывается ли об этом Маленький Танцор, но Два Дыма все время следит за ним, зажмурив для виду глаза.