Девятнадцатилетний Хасан Касыр на окраине лагеря Бурдж аль-Шимали в Тире совершил таран колонны израильских грузовиков с солдатами на своем груженном взрывчаткой автомобиле. Перед тем как пойти на подвиг и смерть, Хасан написал: "Бывают такие минуты в жизни, когда забываешь обо всем на свете во имя той единственной цели, которой отдаешь всего себя. Видя горе и страдания моего народа, я решил: надо сделать хоть что-нибудь, чтобы приблизить час освобождения. Я погибну, но со мной погибнут десятки врагов, а это значит, что моя жизнь чего-то да стоила…"

Юношей, погибших в борьбе с угнетателями, матери-палестинки не оплакивают. Их одевают как женихов и провожают в последний путь свадебными песнями: "Бойцы не погибли, они обручились с родной палестинской землей, кто в ней похоронен, тот будет всегда ее охранять".

Если люди признают в мертвом партизане своего родственника и захотят похоронить его, оккупанты отдадут его тело. Но за это разрушается дом.

В деревне Шувейка, близ города Тулькарм, жила крестьянка — вдова, единственным ее достоянием был дом, который она строила всю жизнь. Когда оккупанты привезли убитого партизана для опознания, она узнала в нем своего пасынка, сына покойного мужа и потребовала тело юноши, чтобы похоронить его.

— Зачем мне дом, — сказала она, — если я не смогу проводить как жениха этого парня. Больше никого из родных у него нет.

Дом ее был взорван.

Девочка-школьница Шадия Абу-Газала из Наблуса организовала несколько демонстраций против бесчинств оккупантов. В свои 15 лет Шадия пылко пропагандировала идеи Палестинского Сопротивления. Сионисты убили ее на улице города.

Именем Шадии партизаны назвали свой лагерь.

В том же Наблусе жила и боролась за счастье своего народа школьница Лина Набулси. Однажды она возвращалась вечером из школы с подругой. За ними увязались израильские полицейские. Девочки шли по узеньким кривым переулочкам, карабкавшимся ступенями в гору. В глухом закоулке полицейский окликнул:

— Лина!

Набулси обернулась. Выстрелы оборвали ее жизнь. Три дня город был в трауре, вся жизнь в нем была парализована. На километры растянулась тогда похоронная процессия, в которой двигались все арабы Наблуса, способные ходить. Несмотря на запрет оккупантов, на могиле Лины каждый день появляются свежие цветы.

Среди учеников молодой учительницы палестинки Лют-фии Ибрагим были дети, чьих родителей расстреляли или бросили в тюрьмы. Лютфия собирала средства для помощи политзаключенным, участвовала в протестах от имени комитета защиты политзаключенных. Ее женихом и единомышленником был активист Палестинского Сопротивления Ахмед аль-Хаввари. В тот день, когда арестовали Ахмеда, Лютфия, как обычно, вела урок в школе. Ее подруга, приоткрыв дверь, вызвала учительницу из класса и сообщила страшную новость. Вскоре арестовали и Лютфию.

Их привели в камеру пыток вместе и пытали поочередно, надеясь, что кто-нибудь не выдержит. Хотели узнать, по чьему заданию Ахмед приехал на Западный берег Иордана. Требовали явочные адреса, списки товарищей. "Ты тоже террористка? Как называется твоя организация?" — "Лютфия", — сказала она, теряя сознание. "Это название организации?" — спросил офицер, когда ее привели в чувство. "Да!" — ответила она решительно. Израильская разведка не знала об организации под таким названием. "Вы можете назвать ее членов", — спросил следователь. "В ней участвую только я", — ответила девушка.

Никаких показаний, подтверждающих обвинение, следствию так и не удалось получить. После страшных пыток девушка попала в госпиталь. Оттуда ее выпустили затем только, чтобы собрать необходимые для судилища "улики". Через три месяца после того, как она вышла из больницы, дом Лютфии окружили израильские солдаты.

"Нам предложили выйти и предъявили документы на обыск, — рассказала она. — Я знала, что в доме нет оружия. Но все же потребовала своего присутствия при обыске, заявив, что солдаты могут обокрасть дом под видом обыска. Своими глазами я видела, как офицер подсунул в ящик моего шкафа взрыватель. Но доказать этого я не могла. Я была одна. Солдаты сделали вид, что нашли в моей комнате оружие. Провокация послужила основанием для моего нового ареста и суда".

Израильская коммунистка Фелиция Лангер, выступавшая в качестве адвоката на суде, приговорившем Лютфию к десяти годам заключения, рассказала на страницах газеты "Аль-Иттихад" о пытках, которым подвергалась палестинская патриотка. Она потребовала, чтобы врачам-палестинцам Антону Таразини, Ибрагиму Тлилю и Амину аль-Хатибу разрешили вместе с представителями Международного Красного Креста посетить Лютфию. Эта представительная комиссия засвидетельствовала факт применения пыток. Антон Таразини официально потребовал от израильских властей, чтобы Лютфию перевели для лечения в его иерусалимскую больницу. Но израильские власти боялись выпустить Лютфию и, подлечив немного в тюремной больнице, снова бросили ее в камеру.

Когда закончился срок заключения Ахмеда, его не выпустили на свободу. Вновь и вновь вызывали к тюремному начальству, пытались заставить подписать документы о добровольном выезде с родины. Он категорически отказался и требовал, чтобы вместе с ним освободили Лютфию, здоровье которой резко ухудшалось. Компартия Израиля обратилась с призывом к мировому общественному мнению.

Наконец Ахмеда и Лютфию запихнули в военную машину и, подвезя к мосту Алленби, приказали идти на ту сторону Иордана. "Нам заявили, что расстреляют на месте, если мы попробуем вернуться назад", — вспоминает Ахмед.

В лагерях палестинских беженцев Лютфия и Ахмед выступали на митингах, рассказывали людям о положении на оккупированной территории. Они начали писать книгу о том, что им довелось увидеть в израильских застенках.

Потом Лютфии предоставили возможность лечиться в одной из больниц Советского Союза. Прежде чем отправиться на лечение, она поехала в Женеву. В Комиссии ООН по правам человека потребовала расследовать положение политзаключенных в израильских тюрьмах. Израильтяне думали, что, изгнав Лютфию и Ахмеда с родины, они покончили с "неприятной проблемой". Но вскоре заключенные тюрьмы, где она раньше находилась, объявили бойкот администрации. Стены тюрьмы содрогались от дружного скандирования: "Лютфия". Это имя было написано на плакатах демонстрантов, вышедших на улицы Иерусалима и Рамаллы. Его повторяли рабочие, останавливая станки…

Так "организация Лютфия" начала действовать…

Имя Далаль дали своим дочерям тысячи молодых матерей в честь другой героини Палестины.

Она родилась в 1958 году в семье палестинцев, которые бежали от сионистской резни из родного города Яффа — сейчас он находится на территории государства Израиль. Бросили дом и имущество, взяв только то, что можно унести на себе.

Как и все палестинские дети в изгнании, девочка знала Палестину только по учебникам и мечтала вернуть ее своему народу. В 7 лет вступила в организацию "Ашбаль" ("Львята"). Эта организация воспитывает патриотизм, готовность к самопожертвованию ради родного народа. Оставив школу, поступила на медицинские курсы, окончила их и во время гражданской войны в Ливане работала медсестрой в одном из горных лагерей организации Фатх.

Одиннадцать юношей и