А на пути тумана стоит девушка. Халатик до колен, волосы в тяжелой косе. Все так, как видел, только фигуры в балахоне нет. Конечно, я же еще не подошел. Посмотрел на себя – вот и ткань черная бархатная шуршит на ветру. Все правильно.

То ли таблетка страх приглушила, то ли нечего мне было бояться. Но я поднялся на три ступени. Подошел к девушке, дождался, пока туман подберется, и толкнул ее. Просто и легко. Ничего особенного.

Тельце смело одним касанием полынного молока. На меня только горечью холодной пахнуло. Да пальцы ее скользкую, как пластмасса, кожу запомнили. Я еще постоял, подышал, сорвал одну травинку и пошел обратно, все быстрее-быстрее, потом побежал. Страшно не страшно, а туман в спину дышал, как живой.

Глаза открыл, когда спустился. Зинаида стояла, где я ее оставил.

– Я ни секунды в вас, Артем, не сомневалась. Гус обо всем узнает в лучшем виде, вы молодец. – Взглядом меня окинула. – Только это вот отдайте мне.

И властно так ладонь раскрыла. Что мне оставалось? Руку к ней потянул, хотел травинку отдать, разжал кулак, а вместо травинки там порошок. Грязно-белый. Знакомый такой. Высыпал все до последней крупинки.

– Значит, таблетки из этого? – спрашиваю.

– А сам как думаешь? – И подмигнула, по-девчачьи так, меня аж озноб пробрал. – Мы кормим туман, а он кормит нас.

Пока домой ехал, прощенный да одобренный, успел нацарапать на листочке, как понял все, чтобы не забыть. Память все чаще меня подводит. Мысли тонут в желаниях, желания полнятся полынью. А полынь растет на тех, кто желал слишком многого да ничего не заслужил.

Круг замыкается, чтобы начался новый круг. Ты служишь полыни, питаясь ее дарами, а когда перестаешь быть ей полезен, сам становишься даром для нее. Осталось понять, какое звено в этой пищевой цепочке занимает Гус. Главного ли хищника? И кто тогда я?»

Вопрос остался звенеть в воздухе. Ульяна подошла к столу, методично собрала в стопку раскиданные Рэмом листочки, положила сверху самый последний из прочитанных. Потом взяла в руки чашку, одним глотком допила остывший чай и только после этого позволила себе взглянуть на Рэма.

Тот стянул с себя куртку, вытащил из нее бумажный кулек, покопался в карманах, нашел еще один и пару маленьких пакетиков с грязно-белыми таблетками. Теперь все его запасы оказались на полу, а сам Рэм высился над ними, не зная, что делать дальше. На его лице читалось отвращение.

Уля постояла еще немного, но так и не нашла слов. Обогнула замершего Рэма, чуть коснулась его плеча своим и пошла ставить чайник. В ней теплилась надежда, что хотя бы чайная труха из пакетика не росла на чьих-то костях.

Пока грелся чайник, Уля зажгла газ и теперь стояла около плиты, не в силах оторваться от прожорливых игривых язычков, которые вырывались из конфорки, чуть слышно гудя. Вся эта маленькая кухонька с низким потолком, кособокий столик и вытоптанная дорожка от двери к мойке напомнили Ульяне о старухе Ликвидовой, ушедшей в полынь в такой же типовой кухне с фырчащим на газу чайником.

Успела ли она понять, что сон, обрушившийся на нее, как снежная лавина, никогда не закончится? Уловила ли миг, когда сердце в последний раз сжалось, чтобы разжаться навсегда? Испугалась ли? Обрадовалась? Или облегченно вытянула ноющие старческие ноги, позволяя грязной калоше соскочить со ступни?

Уля не знала. Да и Артем тоже. Он мог разделить с Ликвидовой ее последний вдох, но вместо этого схватил добычу и убежал, обрекая на смерть ни в чем не повинных соседей. Эти мысли делали больно на каком-то особом, физическом уровне. Уле было стыдно за отца, она понимала его поступки, но принять их не получалось, даже окунувшись в полынный туман с головой.

Ведь могла же она контролировать себя три года одиночества. Ведь бежала же прочь, завидев чужую смерть, а не упивалась ею. Так почему Артем не мог? Почему мучил мать, почему сходил с ума? И чем закончился его стремительный путь на дно? Уж не полынным ли туманом?

Если в мире и существовали ответы, то покоились они между запутанных строчек оставшихся на стене записок. Уля выключила газ и осталась стоять у плиты, не зная, где бы отыскать еще хоть немного сил, чтобы вернуться в комнату. Вернуться в воспоминания Артема.

На помощь пришел Рэм. Он шагнул за порог кухни, неся на вытянутой руке вибрирующий телефон, как диковинного, но точно опасного зверя. Первой мыслью, пронесшейся в голове, оказалось кошмарное предположение: звонит Зинаида. Чтобы помолчать, а может, и выбрать следующую подопытную.

– Там, это… тебе звонят… – растерянно сказал Рэм.

Уля судорожно вцепилась пальцами в потертую столешницу. От холодного липкого страха обмякли ноги. Этот ужас был настолько реален, что воздух сгустился, стал плотным и вязким.

– Эй, ты чего? – Рэм встревоженно смотрел на нее сквозь мельтешение черных точек перед глазами.

Еще чуть-чуть, и Ульяна рухнула бы на пол, убегая от неотвратимой действительности в спокойное умиротворяющее ничего. Но мобильник продолжал вибрировать – призывно, не терпя возражений. И Уля покорно взяла его. На экране равнодушно светилось знакомое слово из четырех букв. Звонила мама.

Уля даже засмеялась от облегчения.

– Ты зачем с такой постной миной телефон-то нес? – спросила она ничего не понимающего Рэма. – Я уж подумала… Ох, понятно, что я подумала…

Тот хмыкнул и привалился спиной к косяку двери, продолжая настороженно посматривать на вибрирующий телефон.

– Если бы тебе звонила Зинаида, я бы просто ушел через окно.

– Это второй этаж… – пробормотала Уля, не решаясь сбросить вызов. – Блин, как не вовремя…

– Не будешь отвечать? – Рэм определенно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Маме-то? Нет. Не буду. Ничего хорошего она мне не скажет… а ты чего так напрягся? Думаешь, она нагрянет и придется прятаться в шкафу? – Красная кнопка отбоя кликнула, телефон мгновенно успокоился.

Рэм вымученно улыбнулся.

– И это тоже. Просто… я не привык, что кому-то звонит мама. – И дернул плечом: мол, ерунда, не бери в голову.

Но Уля тут же почувствовала себя виноватой. Какой бы ни была ее мать, она все-таки была. Живая, дышащая, способная набрать номер дочери. У Рэма же не было никакой. И даже та, слабая, ведомая тираном-мужем, оказалась проиграна им самим в страшной Гусовской забаве. Еще бы он не напрягся от дурацкого звонка.

– Послушай, – осторожно начала Уля. – Моя мама… в общем, она мне не рада. Артем успел неплохо так налажать в свое время. Полынный маньяк – не лучший муж и отец. Потому она не горит желанием со мной общаться…

– Она знает, кто ты?

– Да, так вышло… – Говорить об этом не хотелось совершенно.

Мобильный в ее руке ожил, позволяя ловко уйти от разговора. На экране вспыхнул конвертик.