Веллингтон вздохнул, перевернулся на бок и несколько раз ударил кулаком по подушке. Здесь было легко выйти на мен­тальную связь с отцом, в его естественном окружении. На са­мом деле архивариус даже не особо удивился бы, если бы из-за угла вдруг выглянуло его раздраженное едкое лицо — но Го­вард Букс сейчас никогда не покидал своего имения. За эту не­большую слабость его сын всегда был ему очень благодарен.

В действительности Веллингтон хотел оставаться бодрству­ющим ради своей напарницы, но при этом чувствовал, что со­знание его начинает куда-то милосердно ускользать, чтобы он мог не думать о своем отце, — было неприятно снова выслу­шивать его поучения. Не было ни малейшего желания слы­шать в голове его голос, пока в этом нет крайней необходимо­сти. А вот что ему действительно было нужно, так это поспать. И хотел он того или нет, но сон все-таки настиг его.

Вечеринка оказалась действительно потрясающей. Элиза за­пахнула халат и закрыла тяжелую дубовую дверь. Она при­выкла ускользать с вечеринок раньше других, а те, кого она оставила на оргии, были так увлечены созданной ими атмо­сферой гедонизма, что вряд ли заметили ее отсутствие. По ее расчетам, она успела возбудить достаточное количество лю­дей, другим помогла освободиться от одежды и при этом каким-то образом умудрилась сохранить значительную часть своего целомудрия.

Ну, по крайней мере, на этот раз.

Хотя это и не имело особого значения, но почему-то неодо­брение Веллингтона, высказанное по поводу оргии, изменило ее планы на сегодняшнюю ночь. Она надеялась во время дей­ства очаровать одного — или нескольких — членов общества, но обнаружила, что, несмотря на непростой характер их вза­имоотношений, ей не все равно, что подумает Велли. И она решила для себя, что сегодня состоится просто первое зна­комство. И ничего более.

Она и так оставалась там достаточно долго, чтобы произве­сти впечатление, — в отличие от другого человека.

Жена одного из кандидатов, которую гости называли Далия Фэрбенкс, вышла из игры намного раньше Элизы, и это опре­деленно не осталось без внимания, Особенно со стороны лор­да Дивейна. Элиза уже поднималась по лестнице с единствен­ным желанием — хорошенько поспать, когда вдруг услыхала всхлипывания, доносившиеся из одной из комнат. Быстрый осмотр места показал, что дверь номера Фэрбенксов приот­крыта. Элиза мягко скользнула через холл и распахнула дверь настежь.

Перед ней предстала Далия. Корсет бедняжки был переко­шен, темные волосы спутаны, а когда она повернулась лицом к своей ночной гостье, ее зеленые глаза оказались полны слез.

— Я... — Она замотала головой, и нижняя ее губа преда­тельски задрожала. — Я не знаю, зачем я здесь.

Элиза поглубже вгляделась в глаза Далии Фэрбенкс, и по спине у нее пробежал холодок.

Она в два шага преодолела расстояние до глупой женщины и отвесила ей звонкую пощечину. Звук ее эхом разнесся по комнате, а рука Далии дернулась к щеке. Прежде чем та успе­ла прийти в себя, Элиза уже вставила в граммофон музыкаль­ный цилиндр. Когда комнату заполнили первые энергичные аккорды «Красавицы Белл» в проникновенном исполнении Кэти Лоуренс, Элиза продемонстрировала то, что делало ее таким выдающимся агентом доктора Саунда: свои знаменитые опрометчивые решения.

— Я не знаю, кто вы такая, но одно знаю наверняка — вы не леди Далия Фэрбенкс.

Два сильных потрясения, пережитых за столь короткий про­межуток времени, заставили миниатюрную женщину воз­зриться на нее с открытым ртом.

— Но мне... сказали, что вы немая.

— Мои поздравления, — отрезала Элиза. — Теперь, ког­да мы обе знаем секреты друг друга, мы можем быть откро­венны. Так кто вы такая?

Женщина натужно сглотнула, пытаясь собрать все свое му­жество.

— А вы кто?

Элиза наклонилась к ней, закрыв собой мерцающий свет газовой горелки.

— Я скажу вам, кто я: еще одна курица в лисьей норе. Дру­гими словами, я единственный человек, которому вы можете здесь доверять.

— Я Молли, — сдавленно произнесла та, — журналистка из «Трибьюн». — Она часто заморгала, отчего стала выгля­деть еще более застенчиво. — Ну, пока больше корректор; но мне просто представился шанс...

Элиза откинула голову назад и прошипела:

— Вот это эффектно, как раз то, что нужно для такого уик­энда, — любители! — Она бросила взгляд через плечо, убе­дившись, что дверь плотно закрыта, а затем, прищурившись, снова посмотрела на Молли. — А ваш «муж» тогда, я пола­гаю, и есть тот человек, который вас в это втянул?

—Да, это Фред. Фред Эббот.

«Нет, только не он!»

— Фред Эббот — этот корреспондент «Трибьюн», кото­рый развлекается тем, что вовсю критикует промышленных баронов, банкиров и прочую элиту империи?

—Да. — Молли даже хихикнула. — Одним из преимуществ пишущей братии является определенная анонимность. Люди знают твои работы, но не догадываются, что ты стоишь прямо рядом с ними. Фред является моим наставником в «Трибьюн».

— Повезло вам, — фыркнула Элиза.

— Мы с Фредом слышали, что здесь творятся какие-то ди­кие вещи. Нам удалось подкупить настоящих Фэрбенксов и...

— Молли, дорогая, мне нет ни малейшего дела до того, ка­ким образом вы сюда попали. Но мне необходимо знать, что вы делали после того, как оказались здесь. — Она глубоко вздох­нула. — Например, в то время как ваш коллега-журналист вовсю увлечен десертом, вы сидите тут и рыдаете.

— Но вы ведь тоже рано ушли оттуда, — пробормотала Молли, и тут Элиза поняла, что той никак не больше двадцати лет. Она была похожа на давшую себе волю девочку-подростка, которую застукали целующейся с молодым конюхом.

— Разница состоит в том, что я сделала вполне достаточно для того, чтобы они запомнили, что я там была, прежде чем они начали предаваться глупым бессмысленным излише­ствам. — Элиза вздохнула. — Я думаю, что вам и вашему пло­довитому партнеру необходимо немедленно уехать. Это все на­много более опасно, чем вы можете себе представить.

Молли нервно сглотнула и попыталась продемонстрировать некое подобие профессионализма.

— Но это же совсем небольшой обман, они просто...

Элиза наклонилась к молодой женщине и внимательно по­смотрела ей в глаза.

— Дело здесь не просто в плотских утехах, все гораздо слож­нее. Эти люди несут ответственность за целый ряд убийств.

Вы думаете, что тайное общество, которое ни во что не ставит жизни женщин и детей, остановится перед тем, чтобы убрать каких-то двух журналистов?

Она еще долго не отрываясь смотрела Молли в глаза, а за­тем спросила:

— Вы мне верите?