Габриель столь успешно выиграла пари, что даже самые стойкие приверженцы «нового взгляда» отказались от излишеств, сделали более ровным силуэт и раскрепостили талию.

Нечего греха таить, что на начальном этапе эта рискованная операция обошлась чрезвычайно дорого не только самой Габриель, но и – в особенности – Обществу производителей духов. Пьер Вертхаймер расшибался в лепешку, пытаясь убедить своих запаниковавших компаньонов продолжать инвестировать предприятие на рю Камбон, невзирая даже на самые чудовищные отзывы прессы. Он хранил веру в Шанель и не раз наносил ей визиты, стараясь утешить. Однажды он обнаружил ее изнуренной. Ее руки, разбитые кризисом артроза, причиняли ей ужасающие страдания. К тому же ей приходилось носить черные очки – она более не могла выдерживать яркого света, направляемого на манекенщицу, которую она одевала. Булавки не слушались ее неловких рук, и ей не раз случалось нечаянно колоть бедняжку. Ладно, на сегодня довольно! – решил Вертхаймер и проводил ее до «Ритца». Она шла тихо, с опушенной головой. Но перед тем как скрыться за дверью отеля, она сказала своему ошеломленному партнеру слова, которые не часто можно было услышать из ее уст: «Спасибо за все, Пьер».

Он знал, что она продолжит дело.

* * *

24 мая 1954 года между Габриель и Обществом производителей духов было достигнуто соглашение, позволявшее Шанель, ни о чем не беспокоясь, углубиться в работу, которая была смыслом ее жизни. Она продает свой Дом моделей, свое общество недвижимости и все прочие общества, носящие ее имя. Разумеется, за ней остаются два процента выручки от продажи духов – она ведь тоже внесла вклад в их создание! При этом она остается на рю Камбон, руководя всеми делами, относящимися непосредственно к кутюр: подбор сотрудников, коллекции, модели и т. п., за исключением финансовых вопросов. Таким образом, за ней закрепляется уютное кресло директрисы, в то время как общество берет на себя управление всеми ее расходами, включая плату за квартиру в «Ритце», уплату налогов на территории Франции, секретарей, домашнюю прислугу, питание, «Кадиллак», шофера, телефон и так далее, вплоть до почтовых марок. Такая вот шикарная пожизненная рента, которая продлится… 17 лет. Более роскошных условий трудно себе и представить.

Отныне она могла трудиться в полном спокойствии, чтобы вновь занять свое место в от-кутюр. Какое? Конечно же, первое.

* * *

Если есть такой наряд, который Шанель смогла в глазах всего мира безусловно ассоциировать со своим именем, то это ее знаменитый дамский костюм с тесьмой, дополнивший ее знаменитое маленькое черное платье 1926 года. Конечно, не она придумала дамский костюм, но она радикально обновила его концепцию. Этот костюм был сочинен в конце XIX века, чтобы удовлетворить потребность женщины в свободе движений; его силуэт облегал тело, однако его излишние драпировки, равно как и неэластичная жесткая подкладка все еще стесняли движения. Габриель упразднила подкладку, стала систематически использовать тонкие ткани со сложной структурой, как, например, джерси, нередко с отделкой металлической нитью. Ей также удалось соединить строгость и функциональность с гибкостью и легкостью, что соответствовало желанному имиджу активной женщины. Этот костюм, родившийся в январе 1955 года вместе с третьей коллекцией, с первого взгляда покорил клиентуру, а два-три года спустя стал основой женских гардеробов. К тому же он был защищен от столь раздражающих сезонных вариаций, и носить его можно было годы. Юбка, длина которой была постоянна, скрывала колени; и, будь она широкой или узкой, позволяла ходить вполне свободно. Жакет обычно бывал коротким, не слишком стеснял, был украшен карманами, застегивался в один ряд на золоченые пуговицы и украшался узорной тесьмой по краю. Кроме джерси, использовались шантун, а также твиды – белый или цвета морской волны.

Таков наряд, который Габриель будет продавать тысячам клиенток. С другой стороны, она уступит права на репродукцию крупным американским предпринимателям, которые пошьют их сотнями тысяч и будут продавать по разным ценам – в зависимости от качества и стоимости ткани. К тому же, вполне естественно, этот наряд будет запросто копироваться в разных частях света без всяких разрешений, с разной степенью успеха…

Мнение Габриель о копировании достаточно известно; оно было прямо противоположно суждению ее собратьев по ремеслу. «Находки делаются для того, чтобы снова быть потерянными», – утверждала она. Кстати, в ее глазах плагиат не то что не был воровством, но являлся одним из самых чудесных выражений почтения: «Копия суть любви», – говорила она. Эта позиция стоила ей напряженных полемик с Профсоюзной палатой парижской высокой моды, председателю которой она адресовала письмо от 25 июля 1958 года, – мы не можем отказать себе в удовольствии процитировать здесь истинную Шанель, явившую себя без прикрас и без всякой бравады:

Но это не мешало Габриель регулярно вносить свой существенный членский взнос. Это был красивый жест: ей не хотелось, чтобы ее считали мелочной.

* * *

Успех, который стяжал знаменитый костюм, не должен скрывать огромное разнообразие творений Шанель. Сам костюм представлен в сотне различных вариаций, среди которых не найдется двух похожих. С другой стороны, Габриель создавала роскошные вечерние платья, а также наряды для коктейлей или вечеринок в саду из шелкового муслина или из органди; многочисленные платья-туники, платья-болеро, как подогнанные и строгие, так и мягкие и воздушные. Начиная с 1964 года она стала создавать также брючки для интимных вечеров (продолжая отвергать их ношение в любых других обстоятельствах). В выборе рисунков и оттенков она не стеснялась обращаться к восточным искусствам – тибетским, китайским. Наконец, вспоминая о своем крестьянском детстве, она широко использует природные цвета: золотой цвет солнца, алый цвет крови, не говоря уже о многочисленных оттенках зеленого: ведь как разнообразен мир растений!

…Как-то в шестидесятые годы осенним днем один из друзей Коко, прогуливаясь в лесу в Шантильи, увидел стоящий на краю оврага огромный черный «Кадиллак» Габриель с шофером за рулем. Чуть дальше он увидел на прогалине и саму хозяйку, которая сидела спиной к нему на корточках на ковре опавших листьев. Опасаясь побеспокоить ее, он попытался осторожно ретироваться, как вдруг она выпрямилась с необычайной грацией, держа в руке три-четыре буковых листа нежных оттенков.

– Вот это именно то, что я искала, – объяснила она, сияя от радости, которую доставила ей находка.

Оказывается, она только что ездила посмотреть картины Клуэ в музее Шантильи и на обратном пути решила выяснить, не вознаградят ли ее местные пейзажи каким-нибудь новым источником вдохновения. Назавтра она помчится к одному из своих текстильных фабрикантов и распорядится воспроизвести колорит выбранных ею листьев.