С гор текли реки, падали камни, над ними парили птицы. На горы восходили поэты, воины и романтики.

Золотая, в лучах рассветного солнца, я думала о тебе. «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа». Так нельзя, наверное, говорить, но ты стал для меня и отцом, родив во мне любовь, и сыном – я страшусь тебя потерять так же, как ребёнка, и святым духом, осенив своей красотой.

На съёмной квартире – отличная библиотека советских времён. Были важные книги из тех, что упустила в юности. Но захотелось перечесть родное, знакомое.

Джек Лондон! Сколько крови и страсти влито в «Мартина Идена», сколько правды, труда, отчаяния, лишений! Руфь, возлюбленная главного героя, не верила в его призвание, пытаясь привить ему «благообразие» буржуа, зятья отворачивались от чудака и презирали его, а сестры жалели, считая сумасшедшим.

Мартин победил всех – время, пространство, своего автора, границы, мой возраст. Я плакала над его судьбой как в юности.

В парке, где я гуляла, на каждом шагу звучала живая музыка. Сытые усатые мужчины пели грустные песни о любви.

Неужели им кто-то верил?!

«Я лучше выброшу, чем сделаю скидку!» Это о варенье из инжира. В другом месте, без всякого пафоса, оно продавалось вполовину дешевле.

Обшарпанные подъезды, местами без окон, с паучьими завесами многократно чиненных проводов. Не было то воды, то света, иногда – того и другого одновременно.

Котята, истомлённые жарой, лежали на скамейках, тощие, будто больные. Много бродило бесхозных собак, деловитых, озабоченных. Много было и дорогих машин – не новых, но в хорошем состоянии, может быть, угнанных у «крутых» хозяев в России.

Азартные мужчины днями резались в домино у подъезда – в тени гранатового дерева.

Не было ни комфорта, ни улыбок, ни гостеприимства. Всё шло само собой – ни шатко ни валко: кафе, магазины, экскурсии, береговые развлечения. Шумело море, росли пальмы. Миром правил естественный ход событий.

А рядом были горы, непроходимые леса, грабы, буки, ясени. Самшитовые деревья с кривыми стволами, укутанные зелёным мхом – будто водяные в тине. Мрачные, бездонные ущелья, бурные реки с мутно-голубой водой. И общая панорама – спокойно-торжественная, то равнодушная, то тревожная. Орлы широко раскинули крылья в небе, и было так тихо, будто на планете «выключили звук».

Нет, горы невозможно покорить. Они – как море, служат своим богам.

С пьяным водителем мы неслись по серпантину мимо ущелья «Прощай, родина!» и других жутких мест с менее звучными названиями; мы небрежно вписывались в повороты, не уступали на узкой дороге встречным машинам, нервно бибикали и резко, с визгом, тормозили. Водитель гнал авто судорожно, жёстко.

Перед этим лихим подъемом мы останавливались на горной пасеке, и пока пчеловод цветасто расхваливал мёд в горшочках, водитель тайком набрался янтарной чачи, настоянной на ореховых перегородках. Он погрузнел, покраснел, на все вопросы отвечал односложно, сквозь зубы, чтобы пассажиры не догадались, что он еле ворочает языком.

С вершины, на которую мы всё-таки поднялись с сумасшедшим водителем, открывался изумительный вид на Божий мир. Я послала тебе сигнал, что люблю тебя, что я – здесь и что ты – со мной.

Всё было: величие гор, стихия моря, пальмы праздности, виноград изобилия, орех мудрости. Богатства я приберегала для встречи с тобой.

Меня не покидало чувство, что я нахожусь в далёком, выброшенном из времени, углу планеты. Голые тела эвкалиптов, разрушенные барельефы и скульптуры советского времени, тощие коричневые коровы на обочинах дорог.

Вечерами я читала про «абхазских негров» – темнокожих горцев в здешних селениях, про сосланного в Питиунд Иоанна Златоуста, про бронзовые шлемы захватчиков, про тонконогих коней и торговлю белыми невольниками.

Почему одни народы замедляют свой ход, развитие, словно застывают в изумлении, а другие спешат, торопятся, выдыхаясь в исторической гонке? Как уяснить сложную взаимосвязь действий, поступков, душевных и политических движений, войн?

Кто только не побывал здесь – греки, римляне, ромеи, персы, арабы, турки… Сколько войн прокатилось, сколько жестокости, коварства, страдания!

Абхазия – страна души.

В небе плыли птицы, в воде – рыбы, а на границе этих миров, в волнах лазурного моря я думала о тебе, звала тебя, и провожала огромное закатное солнце – круглую красную звезду.

Потом я сидела на берегу, смотрела на прогулочные катера «Абызг», «Джек». Большой, задумчивый и печальный, прошел теплоход «Павел Корчагин».

Когда-нибудь именем героя моего рассказа (то есть твоим!) назовут звездолёт, идущий через Вселенную. Корабль будет соединять планеты, как берега, но не ради войны или выгоды, а чтобы влюблённые обняли друг друга. Это будет ночной полёт через холод космоса, и звезды будут светить для нас.

Свидание в Абхазии! Здесь я думала о том, как я вижу мир, когда ты – в моём сердце. И тогда горы – большие, море – синее, галька – тёплая, жизнь – полна чудес и счастья.

На исходе отпуска мне надо было заехать по делам в Сочи.

После безалаберной и дикой страны я неожиданно попала в кукольный домик в самом центре города. Это была крохотная вилла – с греческим двориком, увитым плющом, с круглой башенкой, в которой жила хозяйка, похожая на эльфа – вся воздушная, завитая, в халатике с рюшами, в тапочках с бантиками. Пузатые бархатные диванчики, шторы с кистями, мягкие «уголки» – всё в её «гнёздышке» было подчинено комфорту и наслаждению.

Не об этих ли «рюшах» и «розочках» мечтают мужчины?! Женская рука властно вела домоустройство: у фонтанчика во дворе гнули шеи лепные лебеди, подушки утопали в кружевах, Афродита на панно играла с кудрявыми волнами.

Такие люди, улыбаясь, идут к цели: море им обязательно нужно превратить в прудик, а человека на планете – в гостя, которого принимают с фальшивым радушием.

А мне нужна тайна любви, неисчерпаемость её!

И вот ещё что: в кукольном домике не было ни одной книги – даже детской. Везде камеры слежения, для развлечения – телевизор.

Днем я стояла у синего, искрящегося моря, размышляла о кукольном плене, мечтала – о скорой встрече с тобой.

Замигал мобильный – звонил товарищ со старой работы.

«Волков умер».

Товарищ что-то говорил, я отвечала, а волны бежали на берег, по-прежнему обещая счастье, бессмертие, радость.

«Как же так?!»

Волкова я считала ординарным человеком, никогда не обращала на него внимания. «Глаза у вас умные», – сказал он мне, принимая на работу. Я рассмеялась: «Одни считают умными, а другие – красивыми. А на самом деле – и то, и другое».

Лучше начальство то, о котором не думаешь – до такой степени оно не мешает жить. Волков был таким.