рядом с ним?

мед и масло июльского полдня

растекающегося по плечам

как у тех юношей

которые боролись друг с другом на палестре

чернофигурные, неуязвимые

выскальзывающие из захвата, привычные к наготе

к играм на открытом воздухе

в меловой пыли, в песке, под дельфийским солнцем

свободные по праву рождения

как ласточки в нарисованных

голубых небесах

(а ты прикована к скале и ждешь, когда тебя сожрет кит вот она, твоя мифология)

все это я видела раньше, и не раз

but who knows where or when

в какой из своих прошлых жизней

которые сейчас отслаиваются одна за одной

волна за волной

(где видела? да в музее!

в залах с пятнадцатого по восемнадцатый

на экскурсии с десятым бэ

с ума можно сойти от твоих академических ассоциаций

взять и сойти с ума)

нечто подобное, наверное, пытался изобразить

товарищ Поликлет, сочиняя свой канон

и другие древнегреческие товарищи

когда-либо терзавшие мрамор

в поисках идеальной гармонии души и тела

(я правильно формулирую, Гарик?)

уверенная лепка, безупречный рельеф

белый песок, полотенце

и его мальчишеская улыбка

немного виноватая — да, я такой

но при чем тут это

айда в воду

(значит, он уже снял футболку, очнись, дурочка

отвернись, а то так недолго и покраснеть

ведь ты наконец-то освоила

этот нехитрый женский трюк?)

и потом, когда он бросил в меня тот мячик

я подумала — не слишком поспешно

умерь свой восторг, Ася Зверюшкина

покажи, что ты тоже не умеешь плавать

хоть ты умей сто раз — и под водой, и над

и дышать раз на четыре, как того требует

классический стиль кроль

промахнись, помедли немного

иначе сейчас тебя расшифруют

и твоя мертвая письменность, все эти значки и символы

запечатанные уста, закованные руки

и прочая культурологическая дребедень

разомкнется, разрешится в тонику

но ведь нам еще нужны диссонансы

нам нужны нестройные сочетания

чтобы не было так больно

от совершенных как космос пропроций

от бьющего в глаза античного солнца

обратившего тебя

в пепел

(ха! да ты влипла, бедняжка

вопреки всем правилам психотерапии

влипла, как та смертная, которая раздобыла свечу

подстерегла, увидела, обомлела

рука дрогнула и воск обжег его спящего

и он прекрасно все понял

еще бы, ты битый час на него глазела

раскрыв рот

пойди докажи теперь, что тебя посчитали зря что ты ничего такого не имела в виду

давай, заяви что-нибудь, ты же можешь

или язык отнялся?)

Я выхожу из космического ступора, в земной жизни это выражается в том, что я говорю как бы невзначай — а не пора ли по пиву, и мы вынимаем из заветной ямки охлажденное пиво и раскладываемся на берегу. Баев лениво поднимается, идет в сторону вышки; его тело цвета обожженной глины; на фоне густо-синего неба он еще темней и тоньше, еще легче; постояв на краю доски, отталкивается, летит; входит в воду как лезвие, без единого всплеска.

— Ух ты! — восхищается Митя, — Баев крут.

(Господи, кто такой Баев, где он?)

— Это что! — говорю я. — Видел бы ты, как он сиганул вниз головой в карьер, в прошлом году, и не выплывал… Я уж думала, мы его потеряли…

Потеряли, позабыли, кто есть кто

похерили сострадание, осторожность, что там еще

but then who cares, baby

сause we may not be here tomorrow, no

я же говорил, это игры опасные и вполне предсказуемые

не думать о белой обезьяне

а разность потенциалов растет

вольтова дуга при таком раскладе явление неизбежное

а тут еще лифт застрял и ни с места

под его футболкой безразмерное сердце

колотится просится на волю

лает, поскуливает, хоть раз в жизни

отпустите с поводка

расстояние испаряется, как капля воды

на раскаленном листе железа

губы пересохли, хочется пить

(и пиво дает о себе знать, две бутылки

что же мне теперь делать, терпеть?

куда деваться с этой подводной лодки?)

нашарили кнопку вызова

охрипший со сна диспетчер посоветовал не паниковать

дожидаться помощи свыше

дышать медленно, равномерно

не расходовать кислород почем зря

и мы дышим

надо мной в темноте его огромное лицо

как небо без луны

со вспышками молний, освещающими нёбо

а говорили — никаких поцелуев

теперь молчим

иногда, в перерывах, отвечаем диспетчеру

что все в порядке, живы

и можем вот так хоть всю жизнь

потрогай здесь, языком, у меня кусочек зуба откололся

чувствуешь, ты, медвежья лапа

налетел на меня со своими поцелуями

и прекрасно, отвечает он, отметина на всю жизнь

теперь ты меня точно не забудешь

пока сюда не поставят зубной протез

губы как будто наждаком стерты, болят ужасно

вот, вот здесь, маленький уголочек, видишь

не вижу, темно

тут темно, хоть глаз выколи, и дальше мы не пойдем

обещай мне, что мы не пойдем дальше