электропередач, фабрики, посевы – они целятся в богатство правящей касты. Настоящую войну против беззащитного населения ведут правительственные силы безопасности. И хотя у сил безопасности есть американские самолеты, вертолеты, бомбы, минометы, пулеметы, прекрасные винтовки и неограниченное количество боеприпасов, они не слишком успешно борются против партизан, но зато омерзительно успешно – с мирными гражданами; по подсчетам церкви, с 1979 года погибло 35–45 тысяч безоружных гражданских лиц.

Национальная полиция, таможенная полиция, национальная гвардия и армия – все эти силы безопасности спускают с цепи на простых граждан. Общая численность всех этих сил – приблизительно 12 000 человек, может, больше. Им помогает зловещая организация под названием ORDEN[143], куда входят примерно 100 000 человек – жестокие убийцы из числа крестьян, которым платят за доносы, шпионаж, провоцирование репрессий и убийства. «Они носят сомбреро и убивают мачете». Почему они предают своих же соседей? Их награждают землей и деньгами, дают распоряжаться отобранным у жертв и, что важнее всего, их не трогают силовики. Также в Сальвадоре действуют неофициальные эскадроны смерти, люди в штатском на машинах, которые рыскают по ночам, по сути – банды убийц. И, наконец, есть CAIN[144] – обученные мастера пыточных дел, которые работают в штаб-квартире Национальной полиции. Все они поддерживают царство террора, и никого из них не наказали за нарушения прав человека.

Партизан никто не обвиняет в применении пыток, они также не убивают мирных жителей в городах, которые они ненадолго берут под контроль, или в сельской местности. Партизаны гуманно обращаются с пленными солдатами-срочниками – что мудро – и отпускают их на свободу. Согласно данным Комиссии по правам человека, партизаны ведут себя образцово. Во Вьетнаме тоже было понятно, кто на самом деле завоевал сердца и умы людей. Сальвадорские партизаны – пестрый конгломерат из десятка или больше групп[145], в которые входят люди из самых разных профессий и слоев общества (школьники, торговцы, крестьяне), крайне разнообразная коллекция аббревиатур. Только одна из них расшифровывается как «Коммунистическая партия Сальвадора». Партизаны, церковь и небольшие гуманитарные организации, находящиеся под угрозой исчезновения, требуют диалога, справедливого политического решения, которое положит конец гражданской войне. Правительство Сальвадора, представляющее интересы пяти правых партий и придерживающееся позиций Белого дома по поводу «подрывной деятельности коммунистов», от диалога отказывается.

Молодые парни и девушки из Комиссии по правам человека – замечательные ребята, добрые, умные и героические. Они рискуют жизнью, чтобы зафиксировать, как именно работает террор, «для народа Сальвадора и демократических правительств всего мира». Данные о терроре собирать трудно: дача свидетельских показаний о нарушении прав человека – «подсчет тел» по-сальвадорски – считается подрывной деятельностью. Но информация все же доходит до зеленого домика и до церкви, видимо, благодаря народному сарафанному радио. Ниже я использую статистику Комиссии по правам человека, хотя она вполне может быть неполной.

Террор начинается так: в городе, в любой час дня и ночи, где угодно – дома, на работе, на автобусной остановке – сальвадорца могут схватить вооруженные люди, в форме или в штатском, скрутить, завязать глаза, посадить в машину и отвезти в участок. Причина ареста – подозрение в «подрывной деятельности». Четкого определения у подрывной деятельности нет. На практике «подрывником» считается любой, кто не на сто процентов одобряет правящий режим. После ареста, по классификации Комиссии по правам человека, жертвы делятся на три категории в соответствии с их судьбой: исчезнувшие, захваченные или убитые.

«Исчезнувшие» – нечто прямиком из Кафки. На глазах свидетелей – семьи, друзей, прохожих – человека уводят вооруженные представители сил безопасности. Семья, как обычно, в отчаянии ищет его или ее в нескольких полицейских участках. А силы безопасности просто отрицают, что когда-либо задерживали этого человека. Он или она исчезли, превратились в призраков, их больше никогда не найдут. Логическое объяснение звучит жутко: «исчезнувших» пытают до смерти, а дальше силовики заботятся о том, чтобы спрятать тела. Обычно они действуют не так аккуратно – как правило, бросают трупы где попало: на улицах трущоб, на дорогах, на мусорных свалках. Возможно, исчезают самые важные жертвы, расправу над которыми хотят скрыть.

Одним февральским днем вооруженные люди открыто схватили врача возле его операционной в бедном районе Сан-Сальвадора. Ему было 35 лет, он был отцом троих детей, все восхищались им как человеком и врачом, вскоре он должен был стать следующим руководителем медицинской школы, проблемной и существующей в состоянии хаоса. Одна женщина-врач из высшего класса сказала: «Я ничего не знаю о политике, но он был человеком выдающихся качеств». Этот доктор работал в Maternidad, ужасной государственной больнице, помогая беднейшим женщинам, которые его боготворили. Он был одним из основателей Комиссии по правам человека и сотрудничал с Amnesty International. Незадолго до задержания он общался с американской медицинской миссией, которая приехала в Сальвадор – какая грустная ирония, – чтобы узнать, почему исчезло столько их коллег. Американские врачи даже убедили сенаторов и Госдепартамент США попросить правительство Сальвадора найти его. Но Роберто Мартелли, «человек выдающихся качеств», бесследно пропал. Так устраняют благородные умы, которые в будущем могли бы служить Сальвадору и направлять его. Исчезновения начались в 1966 году – сначала забирали самых непокорных студентов, – и год за годом их число лишь росло. В 1982 году 346 мужчин и женщин были незаметно вырваны из жизни.

«Захваченные» – странная форма habeas corpus[146]. После ареста силы безопасности признаются ищущей семье: да, этот мужчина, эта женщина, этот юноша, эта девушка содержатся под стражей. Дальше все обычно идет так: «захваченных» «допрашивают», то есть пытают, процедура такая же стандартная, как снятие отпечатков пальцев или фотографирование в других тюрьмах. Теоретически после этого захваченные оказываются в одной из двух тюрем для политических заключенных. В 1982 году были задержаны 766 человек, среди них 104 студента, 50 преподавателей, 18 специалистов высокой квалификации, 3 художника. Я привожу эти цифры, чтобы подчеркнуть: в Сальвадоре преследуют интеллигенцию, которую Оксфордский словарь английского языка определяет как «часть нации, которая стремится к независимому мышлению». «Тот, кто здесь осмеливается думать, рискует жизнью», – сказал мне сотрудник христианской организации, предоставляющей юридическую помощь. И хотя в 1982 году задержали 766 мужчин и женщин всех возрастов и профессий, в мужской тюрьме в Марионе зарегистрировали только 280 новоприбывших, а в женской тюрьме в Илопанго – лишь 45. В Сальвадоре habeas corpus не означает, что тело будет в безопасности или возвращено.

Меня обещали пропустить в женскую тюрьму, но отказали прямо на входе. Члены американской медицинской миссии, которых, к их удивлению, в тюрьму допустили, провели несколько часов, опрашивая заключенных женщин, от которых они узнали о всевозможных формах «допроса». Их раздевали и щупали, насиловали или угрожали изнасилованием, били током или обжигали кожу кислотой, подвешивали за запястья, заставляли стоять голыми в течение нескольких дней, избивали (даже беременных), душили резиновыми масками. Американские врачи видели шрамы от кислоты и другие следы пыток; у одной женщины остались открытые язвы от прижиганий раскаленными докрасна утюгами. Среди женщин почти половина – представительницы интеллигенции. Задержанные мужчины рассказывали об аналогичном обращении. Одному старику после жестоких побоев пришлось удалить яички.

После пыток каждый заключенный подписывает признание не читая. Никто из них не знает, какие преступления они якобы совершили и когда они предстанут перед судом, если это вообще произойдет. Так продолжается уже четыре года. Женщины рожают детей и воспитывают их в тюрьме. Питание минимальное, нездоровое и однообразное; медицинская помощь – формальность. Но эти заключенные, можно сказать, элита; они остались живы после общения с сальвадорской полицией, и их семьи могут их навещать.

Семьи жертв тоже становятся жертвами. Родственники тех, кого схватили силы безопасности, собирают все, что могут унести, и покидают свои дома, скрываясь у друзей или у родных. Они боятся, что если останутся там, где их могут найти, за ними тоже придут. Так возник целый класс скрытых беженцев, который к настоящему времени насчитывает десятки тысяч человек, живущих в условиях страшной тесноты и бедности.

Я разговаривала с женой «захваченного» мужчины – назовем его Хуан, возраст –