– Нужно, – согласился Люк невесело. – Но дело в том, что я сам этого не знаю, Майлз. Как обстановка?

– Плохо, ваша светлость, – без обиняков признал Майлз. – Мы потеряли Шестнадцатый, Семнадцатый и Восемнадцатый форты. Враги укрепляются в них и, полагаю, завтра с рассветом пойдут в атаку на Девятнадцатый и Двадцатый, чтобы полностью отрезать от нас правый фланг до границы с Рудлогом. А затем, минуя нас, направятся в герцогство. Пятнадцатый, благодаря вашим водяным псам, отстояли, но потеряли восемьдесят процентов личного состава. Без вашей поддержки остальные не выстояли.

– Семнадцатый, – повторил Люк глухо. Офицеры у стола устало смотрели в стороны. Все кого-то потеряли в этой войне: сослуживцев или родственников, – и на сопереживание не было сил.

– Судьба младшего лейтенанта Кембритча неизвестна, ваша светлость, – ответил на незаданный вопрос Майлз.

– Понятно. – Люк сунул руки в карманы в поисках сигарет, вспомнил, что они все размокли, и, выругавшись, опустил голову и прислонился к стене.

«Берни, брат. Знал же, что нужно заставить тебя уйти в Виндерс вместе с женщинами».

– Давно пал форт? – спросил он, лихорадочно шаря глазами по помещению.

– Связь потеряли четыре часа назад, ваша светлость.

В дверях появился его адъютант Вин Трумер. Наткнулся на взгляд герцога, вытянулся:

– Ваша светлость?

– Сигарет, – прохрипел Люк. – Сигарет мне.

«Как сказать матери? Как?!»

В груди сдавило. Люк затряс головой, принимая сигареты из рук адъютанта, прикурил. Никак не удавалось прийти в себя.

Майлз достал из-под стола бутылку с янтарной жидкостью, плеснул из нее в стакан, протянул Люку. В нос шибанул запах коньяка, его светлость выпил залпом – по нервам ударило огнем, и он застонал, моргая заслезившимися глазами и затягиваясь сигаретой. Комендант молча смотрел на него, держа бутылку в руках, – для него эта потеря была одной из многих, и ему нужно было планировать, как строить оборону дальше, а не утешать расклеившегося герцога.

– Спасибо, – сипло проговорил Люк, сглатывая свои горе и боль и отталкиваясь от стены. – Давайте по текущей ситуации в оставшихся фортах, Майлз… что я могу сделать сейчас?

Совещание по возврату захваченных фортов было в самом разгаре, когда в бункер вошел дежурный офицер.

– Разрешите доложить! Господин командующий, ваша светлость… разведка донесла: иномиряне подогнали к третьей оборонительной полосе машины громкой связи и включили громкоговорители. Сейчас и наверху их слышно. Требуют от милорда сдаться!

Через пару минут Майлз и Люк стояли на стене и слушали скрежещущие, но хорошо слышимые в ночи звуки требований:

– Слушать! Брат колдуна у нас! Идти к нам, колдун Дар-мон-шир, сдаваться! Идти сдаваться! До солнце восход сдаваться! Если не прийти, раньяр приносить голова брат колдуна!

Люк курил, отступив за изгиб башни – вдруг у иномирян появились свои снайперы, не нужно привлекать внимание огоньком сигареты. Слушал, ощущая, как бешено колотится сердце и холодный пот течет по спине.

– Это ловушка. Он, скорее всего, уже мертв, – проговорил полковник Майлз.

– Скорее всего, – просипел Люк и царапнул выступившими когтями кладку стены.

– Вам нельзя рисковать собой, ваша светлость. Без вас мы не продержимся и д…

– Я понимаю, Майлз, – тяжело оборвал его герцог. – Я все понимаю. Но я только что узнал, что мой брат, возможно, жив и будет жить до рассвета. Я обязан попробовать спасти его. Иначе я никогда не смогу посмотреть в глаза моей матери.

– Это неразумно. У иномирян тысячи пленных, – сухо напомнил командующий. – Вы не знаете, где держат вашего брата, даже если жив – он может быть в любом из десятков захваченных городков или в лагере в чистом поле. А погибнете или сдадитесь вы, и мы потеряем возможность спасти остальных пленных, как и весь Дармоншир.

– Я не собираюсь сдаваться. – Люк, не выступая из-за башни, бросил сигарету, и она, прочертив алый полукруг, рассыпалась искрами о стену. – И я понимаю, что это несправедливо по отношению к другим пленным и ставит под угрозу оборону Дармоншира… но это мой брат. Мне нужно время до утра. Дальше я снова буду в вашем распоряжении, Майлз.

Командующий отвернулся и пошел прочь, что-то пробормотав, тяжелое и неприятное. Проигрывающий, теряющий людей, уставший, измотанный мучительными головными болями, Люк периодами видел красные пульсирующие пятна в районе висков Майлза. Его светлость снова полез за сигаретой, чтобы заглушить голос совести. Ведь за оставшиеся часы он должен был очистить смерчами хотя бы Шестнадцатый форт и прикрыть наступление на рассвете. А теперь вся операция по возвращению фортов под угрозой.

Люк не представлял, что ему делать. Как искать Берни, как спасти? Нужно было использовать все возможности – и для начала он, сделав две затяжки и выбросив сигарету, снова взмыл в воздух змеем и понесся наверх, туда, где струились перламутровые реки родной стихии.

Но в этот раз он летел не затем, чтобы подпитаться. Он завис высоко над землей, задрав башку и всматриваясь в клубящиеся потоки мощных воздушных рек. Распахнул клюв и заклекотал – громко, как только мог, мысленно призывая: «Покажитесь! Я такой же, как вы! Мне нужна помощь!»

Опять появилось ощущение чужого внимательного и слегка недовольного взгляда. Он все орал и орал, и пронзительный вой-клекот разливался в небесах – но его игнорировали.

«Помогите! Прошу! Неужели вам все равно?»

В глубине перламутровых потоков вдруг мелькнули гигантские – в сотни раз больше самого Люка – тела. Светлые тени, петлями пронесшиеся сверху и снова пропавшие. Люк метнулся за ними, ворвавшись в стихийную реку и голося изо всех сил: «Помогите! Прошу! Я заплачу, если хотите! Заплачу чем скажете!»

Он несся за одной из замеченных ускользающих теней и орал, чувствуя себя надоедливым червяком, но не останавливался.

«Сто-о-о-ойте-е-е-е!»

Сегодня он не имеет права останавливаться.

«Я ра-а-а-аспла-а-а-ачусь всем чем уго-о-одно-о-о… о-ох ты ж м-ма-а-а-ат-т-т-ть!»

Ускользающая тень вдруг развернулась, оскалившись десятками огромных полупрозначных сияющих голов – таких же клювастых, как у Люка, с такими же зубастыми пастями. Люк отчаянно матерился, едва не влетев в один из клювов, – сделал вираж через голову и завис перед гигантским, извивающимся, сияющим перламутром многоголовым птицезмеем, по сравнению с которым он был даже не червячком – мошкой. Адреналин, щедро взорвавшийся в жилах, заставил его содрогаться и почти терять сознание. Многоголовый змей раскрыл пасти, и в мозг ворвалось оглушительное шипение на десятки голосов, похожее одновременно на вой ветра и шелест травы, шорох гальки и звук набегающих волн.

«Ч-ш-ш-ш-што-о-о хочеш-ш-ш-ш-шь ты, надоедливый с-с-с-с-с-с-сын Белого? Ты утомил нас-с-с-с-с-с-с…»