– Хорошо же, – промолвил Мэннеринг, так и не дождавшись ответа. – Я тогда по-другому спрошу, идет? Скажи мне вот что, Джонни Цю. А что Кросби Уэллс делал с четырьмя тысячами фунтов золота с «Авроры»?

А-Цю оторопело хмыкнул. Золото с «Авроры»? – недоумевал он. Никакого золота с «Авроры» не существует! «Аврора» – это же участок-пустышка! И уж кому о том знать, как не Мэннерингу!

– Вот-вот! В банке из-под муки – доверху! – прорычал Мэннеринг. – Втиснуто в мехи. И в заварочный чайник. И в ящик для мяса. Ты меня понял, да? Четыре тысячи фунтов чистого золота!

А-Цю сосредоточенно свел брови: английский он понимал постольку-поскольку, но знал слово «золото», и «Аврора», и «тысяча», и было совершенно ясно, что Мэннеринг стремится вернуть какую-то потерю. Должно быть, речь идет о золоте из Анниных платьев, подумал А-Цю, – о том самом золоте, что он обнаружил однажды днем: приподнял оборку – а она тяжелая, битком набитая самородками; это золото он по-тихому «отсасывал» – неделя за неделей, выдергивая нитки, по одному шву зараз, пока девушка спала тут, на кирпичной полке этой самой печи: растущая полусфера ее беременности поднималась и опадала в лад дыханию; а если вдруг кончик иголки ненароком задевал ее кожу, Анна бормотала что-то неразборчивое. На протяжении недель и месяцев, последовавших за этим неожиданным открытием, китаец переплавлял металл и каждый брусок помечал клеймом с названием участка, с которым был связан контрактом, – то есть «Авроры», – прежде чем нести его на приемный пункт в Каньере…

– Четыре тысячи фунтов! – бушевал Мэннеринг; Холли возбужденно залаяла. – Эта распроклятая «Аврора» – пустышка, распроклятый отвал, вот что она такое! Я об этом знаю! Стейнз об этом знает! Сплошь пустая порода эта ваша «Аврора»! А теперь говори как на духу. Ты напал на жилу на «Авроре»? Золотоносный пласт раскопал? Отыскал пласт, плавил себе втихую золотишко и прятал в хижине у Кросби Уэллса? Говори, черт тебя дери! Уймись, Холли! Уймись!

Именно к руднику «Аврора», и ни к какому другому, А-Цю был привязан контрактом: по его условиям китайцу дозволялось извлекать прибыль только из руды, добытой на этом участке. Переплавив золото, извлеченное из Анниных платьев, и пометив каждый брусок словом «Аврора», он нес слитки на приемный пункт при лагере, дабы их взвесили и положили в банк. Однако, когда на первой неделе января опубликовали квартальную отчетность по «Авроре», потрясенный А-Цю обнаружил, что золото так и не было помещено в банк как прибыль с участка. Кто-то обчистил сейф на приемном пункте.

Мэннеринг посильнее ткнул А-Цю револьвером в висок и вновь призвал китайца к ответу, изрыгнув несколько ругательств, слишком непристойных, чтобы увековечить их на бумаге.

А-Цю облизнул губы. Для того чтобы во всем признаться, ему недоставало знания английского; он с грехом пополам припомнил несколько известных ему английских слов.

– Беда, – выговорил он наконец. – Совсем беда.

– Это точно, что беда, черт тебя раздери! – заорал Мэннеринг. – А сейчас я тебе еще не такую беду устрою. – Он ударил А-Цю по щеке рукояткой револьвера и вновь приставил дуло к его виску, больно свернув ему голову на сторону. – Так что лучше поразмысли-ка хорошенько о своих бедах, Джонни Цю. И лучше подумай-ка, как беду отвратить. А то я ж тебя пристрелю. Я ж на глазах у двух свидетелей у тебя в голове дырку проделаю, даже не сомневайся.

Но Чарли Фрост, не на шутку разволновавшись, счел нужным вмешаться.

– А ну, прекрати, – потребовал он.

– Чарли, заткнись.

– Не заткнусь, – отрезал он. – Опусти револьвер.

– Ни за что на свете.

– Ты его с толку сбиваешь!

– Чушь.

– Да точно!

– Я говорю на том единственном языке, который он способен понять.

– У тебя блокнот с собой!

Чарли, конечно же, был прав. Спустя мгновение, словно идя на уступку, Мэннеринг убрал револьвер от виска А-Цю. Но в кобуру не спрятал. Минуту помешкав и взвесив оружие в руке, он вновь навел револьвер, только на сей раз не на А-Цю, а на А-Су: из этих двоих А-Су владел английским не в пример лучше. Наставив дуло точно в лицо А-Су, Мэннеринг объявил:

– Я хочу знать, не обнаружилась ли, часом, на «Авроре» золотая жила, – и мне нужна правда. А ну, спроси его.

А-Су перевел соотечественнику вопрос Мэннеринга на кантонский диалект; тот пространно ответил. В подробностях пересказал историю золотого прииска «Аврора»: поведал, как Мэннеринг «солил» участок, а впоследствии его откупил Стейнз; объяснил причину, по которой впервые стал переплавлять добытый за неделю металл, а потом и помечать бруски названием рудника, к которому был привязан контрактом; заверил А-Су, что «Аврора», насколько ему известно, вообще никакой ценности не представляет, – за последние полгода там и в россыпях-то руды было – кот наплакал. Мэннеринг переминался с ноги на ногу и смотрел волком. Все это время Холли кругами носилась по комнате, ухмыляясь во всю пасть и колотя по полу пышным хвостом. Чарли Фрост дал ей лизнуть руку.

– Самородок – нет, – перевел А-Су, как только А-Цю закончил рассказ. – Золотая жила – нет. А-Цю говорит, «Аврора» – пустышка.

– Значит, треклятый подонок врет и не краснеет, – объявил Мэннеринг.

– Дик! – возразил Фрост. – Ты ж сам говорил, что «Аврора» ни на что не годна!

– Именно что! – заорал Мэннеринг. – Тогда откуда, черт подери, все это золото – все, между прочим, переплавлено этим вот грязным язычником и в этой самой комнате! Или он в сговоре с Кросби Уэллсом? А ну, спроси его!

Он пригрозил А-Су револьвером, и тот, переспросив на всякий случай А-Цю, заверил:

– Он Кросби Уэллса не знать.

А-Су запросто поделился бы с Мэннерингом своими собственными сведениями – теми сведениями, из-за которых он и пришел нынче к А-Цю, ища его совета, – но метод Мэннеринга вести допрос китайцу чрезвычайно не понравился, и он решил, что магнат помощи не заслуживает.

– А как тогда насчет Стейнза? – спросил Мэннеринг у А-Су. В его ярости зазвенело безысходное отчаяние. – Как насчет Эмери Стейнза? Ага! – это имя тебе знакомо, Джонни Цю, – ну конечно знакомо! Давай выкладывай: где он?

Как и прежде, вопрос был донесен до А-Цю с помощью А-Су.

– Он не знать, – снова перевел А-Су, едва А-Цю договорил.

– Ах, он не знать? – вскипел Мэннеринг. – Он не знать? Что-то он много всего не знать, Джонни Су, ты не находишь?

– Так он ничего тебе не скажет! – воскликнул Фрост.

– Заткнись, Чарли, слышишь!

– Не заткнусь!

– Это не твое дело, черт раздери. Не мешайся под ногами.

– Если прольется кровь, это будет еще какое мое дело, – возразил Фрост. – Опусти ствол.

Но Мэннеринг снова ткнул револьвером в А-Су.

– Ну? – прорычал он. – И спрячь этот глупый вид к себе в карман, а не то я сам его с твоей физиономии сотру. Я теперь тебя спрашиваю – не его, не Джонни Цю, – я тебя спрашиваю, Су. Ты что знаешь про Стейнза?