* * *

Женевьева медленно приходила в нормальное состояние. Первым признаком успокоения она признала боль в обоих кулаках. Особенно болел правый: взглянув внимательней, она увидела кровь на костяшках указательного и среднего пальцев — очевидно, разбила о чьи-то зубы. Побаливали и мышцы, будто после долгого лазания по деревьям.

— Ничего, кое у кого сейчас болит побольше, — решила она и успокоилась окончательно.

И вовремя, ибо в ближайшие время ей предстояло общаться не с бандитами, а с больничным персоналом. Естественно, ей и в голову не приходило прорваться в отделение теми же методами, которые она применила два часа назад, расправляясь с обитателями депутатской виллы. Наоборот, она посетила бы и ушла, а ее Николя остался на попечении медиков, которых, по ее сведениям, в России очень уважают, но платят до неприличия мало, а иногда и не вовремя.

К сожалению, взятки давать она так и не научилась. Женевьева считала это неприличным, к тому же с детства взяла себе в обычай никогда не делать того, что не умела. Николя объяснял: подарить даме бутылку водки так же неприлично, как мужику коробку конфет. Дальше этого в теории бытовой российской коррупции она не продвинулась. Поэтому заранее готовила какую-нибудь фразу.

«Скажу-ка я им: царь пустил Полину Гебль в Сибирь к мужу, пустите меня в палату на пятнадцать минут. Покажу заодно французский паспорт», — подумала Женевьева…

— Одну минутку.

Она оглянулась. С двух сторон к ней подошли двое мужчин. Один показал француженке удостоверение, именно так, как у нас и принято его показывать: сперва саму книжицу, потом ее внутреннюю часть и захлопнул, лишь только девушка успела разглядеть фотографию.

Арчи как-то говорил ей о российской любви к «ксивам»: нечто ало-картонное с суровой печатью внутри имеет в кармане даже председатель общества кролиководов. Но сейчас она испытывала легкое беспокойство с примесью раскаяния: как-никак, совсем недавно устроила крупное нарушение закона. Пусть каждый обитатель виллы получил по заслугам, в конце концов, это не ее работа и не ее страна. Именно поэтому Женевьева меньше всего думала в этой ситуации качать права. Не хватало еще поссориться с питерской милицией! Лучше поговорить. Слова: «я из Марселя» производят почти на всех русских одинаковое впечатление. Может, и сотрудники органов не исключение?

Поэтому она не стала требовать алую книжицу на подробный осмотр. Вместо этого пристально вгляделась в лицо мужчины, заранее раздумывая: какое впечатление произведут на него слова о том, что она торопится в палату к их бывшему коллеге.

— Это не задержание, — успокоил незнакомец. — Всего лишь несколько вопросов. Давайте, поговорим в машине.

С неба уже капал мелкий дождик, поэтому логика сотрудника, указывавшего пальцем на припаркованную рядом белую «Волгу», была понятна. Желая быстрее покончить с разговором, Женевьева шагнула к машине, дверца которой была заранее распахнута.

Девушка поставила ногу на пол в ту самую секунду, когда Нертов искал кроссовки, мучимый мыслью о некой забытой мелочи. И тут Женевьеве тоже показалось, что она упустила нечто очень важное.

Конечно! Что за новая мода у местных полицейских украшать свои пальцы татуировкой из перстней с черепами и карточными мастями?

Однако, как и к Нертову, полезная мысль пришла слишком поздно. Да и не столь была осведомлена француженка о татуировках, а потому не знала, что подобные перстни не что иное, как наследство с «зоны». А между тем, человек, стоявший у нее за спиной, подтолкнул девушку, и та оказалась внутри машины. В тот же миг другой, сидевший на заднем сиденье, приставил к ее лицу пистолет. Женевьева одновременно почувствовала холодное дуло, больно ткнувшее в щеку, и грубые руки, надевавшие сзади наручники на запястья. Потом послышался треск отдираемого скотча.

Конечно, если бы Женька не согрешила недавно на даче и не переоценила оперативность питерских полицейских, вероятно, она попыталась что-нибудь сделать. Но, как законопослушный человек, она знала — с полицией шутить не стоит. А задержание — оно и есть задержание.

— Это не задержание! — словно угадав мысли девушки, хохотнул один из похитителей, поглаживая ее по надежно заклеенным губам. — Это, пля, покруче…

* * *

От киллера до пистолета было два шага, от пистолета до Алексея — шесть, как минимум. Он уже успел не только сосчитать их мысленно, но и обозвать себя полноценным идиотом, для которого пара «маслин» в туловище, плюс обязательная в голову — заслуженное наказание. Он не только отправился за кроссовками, не щелкнув замком, но и кинул перед этим пистолет в угол прихожей, будто гвоздодер, одолженный и возвращенный соседом. Нертов не сомневался — до конца его биографии осталась секунда. Гость уже потратил часть своего рабочего времени на ненужную фразу, теперь будет действовать — давить указательным пальцем.

Однако киллер, помня недавнюю оплошность, решил быть максимально, пожалуй, излишне аккуратно. Перехватив взгляд Алексея, он шагнул вперед, приседая и протягивая руку к пистолету. Естественно, ствол был по-прежнему направлен в сторону жертвы.

Взгляд Нертова был прикован к дулу, утолщенному глушителем, и он не заметил, как рядом с киллером отворилась дверь кабинета. Он увидел только выскальзывающую оттуда Милу.

— Не-ет! — истошно закричала она и вцепилась всеми десятью пальцами в руку бандита.

Киллер, меньше всего ожидавший такой атаки, растерялся на мгновение. Поэтому он, так и не успев взять пистолет, ударил Милу по голове. Девушка медленно осела на пол, не выпуская руку бандита. Так щенок таксы продолжает держать за загривок матерого лисовина, которому было бы не в тягость перекусить ему хребет. Алексей сорвался с места и пролетел коридор двумя прыжками.

Бандит, занервничав, опять ударил наотмашь. На этот раз Мила выпустила его руку и осела на пол. Теперь киллеру требовалась лишь секунда для выстрела, но именно ее он не получил. Юрист не дотянулся бы ни до пистолета в углу, ни до противника, однако он успел подхватить швабру, прислоненную к стене, и, не размахиваясь, как штыком, ткнуть бандита в то специфическое место, для которого удар даже тупым предметом больней ножевой раны.

Убийца взвыл, опять опуская руку. Нертов с разбега ударил его ногой, и тот, как подкошенный, распластался в коридоре.

Только теперь Алексей смог как следует разглядеть еще одного противника — здорового бритого парня, стоявшего на пороге и держащего пистолет без глушителя. Скорее всего, он имел жесткий приказ от начальников — Рэмбо и его зама, невысокого киллера — пользоваться оружием исключительно по приказу. Возникла непредвиденная ситуация: оба не могли приказать, поэтому детина продолжал сжимать пистолет в потной лапе, так и не рискнув проявить вовремя инициативу.

Разумеется, погубило его именно это. Нертов перевернул швабру в руке, словно солдат, решивший действовать не штыком, а прикладом, и на этот раз с полной отмашкой двинул парня в морду непосредственно щеткой. Удар вымел бандита с порога в полном смысле этого слова.