— Какой вопрос? — не поняла Эйле.

— Вопрос собственности... Насколько я понял из наших прежних бесед, вы — собственность королевского двора. — Ренье произнес это так просто, что Эйле даже не ощутила горечи. — Если господин Тандернак намеревался увезти вас и устроить на работу в один из своих постоялых дворов, стало быть, ему надлежало решить и проблему вашей свободы или несвободы. Как вы полагаете, согласилась бы королева продать в трактирные служанки одну из своих мастериц?

— Мне и в голову не пришло спросить его об этом, — призналась Эйле. — Я думала только о том, что разбогатею и найду своего парня...

— Расскажите, что вы увидели в том доме, ладно? — Ренье провел пальцем по ее щеке, проверяя, не плачет ли девушка. — Я все-таки закажу выпить. Мое лжевсеведение простирается довольно далеко — я знаю, что Тандернак тайно содержит дома продажной любви. Стало быть, вы побывали в таком доме...

— Если вы намекаете на... ту работу, то я не приступала к лей, и...

— Я не намекаю ни на какую работу, — серьезно ответил Ренье. — Мне нужно знать, как устроен дом, много ли там народу, какая охрана...

— Охрану я убила, — так же серьезно проговорила Эйле. — Сегодня ночью, когда уносила оттуда ноги.

Оба замолчали. Эйле сидела, вся красная, готовая разрыдаться в любое мгновение, а Ренье рассматривал ее, точно ему только что принесли новую шляпу удивительнейшего фасона. Наконец Ренье вымолвил:

— Вот это по-нашему, по-столичному! Да вы — штучка, Эйле! Чем же вы его приложили?

— Держателем для факела...

Она всхлипнула.

— К чему слезы? — бодро осведомился Ренье. — Когда враги мрут, надо радоваться. Улыбнитесь.

Она улыбнулась.

— Отлично. А теперь снова делаемся серьезными. Потому что Тандернак сейчас очень обеспокоен случившимся. Ее величество вручает ему завтра знак Королевской Руки. Для врагов эльфийской династии это обстоятельство может послужить замечательной возможностью опорочить королеву: Эльсион Лакар благословляют своей правящей рукой продажную любовь! Скандал! Кошмар! Долой Эльсион Лакар! Да здравствует принц!

Последние слова Ренье шептал.

Эйле с ужасом смотрела на него.

— Вы это серьезно?

— Нет, — сказал Ренье. — Кажется, вы не успеваете за моей мыслью. Это потому, что вы хоть и штучка, а в политике разбираетесь слабо. В любом случае, Тандернак опасен для королевы — и для принца, потому что Талиессин никогда не выступит против своей матери. И стало быть, мятежники тотчас предложат другую кандидатуру на престол... известно, какую.

— Я не понимаю, — робко сказала Эйле.

— Неважно. Можете не понимать. Главное для вас заключается в том, что Тандернак уже сейчас разыскивает вас по всему городу, чтобы убить.

— Я чувствую себя персонажем старинной баллады. Знаешь, такой, когда странствующий музыкант приближается к замку и не знает, что его ждет... И к тому же этот музыкант — девушка, переодетая юношей, которая ищет возлюбленного.

Эти слова произнесла молодая женщина в длинном плаще темно-зеленого цвета, по всей поверхности расшитом пышными птичьими перьями и кусочками пушистого меха. Вместе со своим спутником она стояла на горной дороге: они только что миновали последний поворот перед замком Вейенто и теперь любовались его причудливым силуэтом.

Ее товарищ плотнее закутался в меховое одеяло, которое служило ему накидкой. Высунув наружу нос, он капризно протянул:

— Избыток воображения так же вреден, как и его недостаток...

— У меня нет недостатков, — сообщила она, поворачиваясь в его сторону. — В противном случае твой труп давно бы обгладывали стервятники.

Он содрогнулся.

— Все-таки ты очень злая, Ингалора!

Она демонстративно расхохоталась, хотя на самом деле ей совершенно не было смешно.

— Мне не по душе это поручение, — призналась она минуту спустя. — Лебовера мог бы выбрать для такого дела кого-нибудь другого.

— Лебовера хорошо отдает себе отчет во всех своих действиях, — возразил ее спутник. — Если он счел правильным отправить нас, значит, у него имелись на то причины.

— Разве что наказать тебя, Софир, — сказала Ингалора.

Он пожал плечами:

— Возможно. Он в своем праве. Всем, что мы имеем, мы обязаны Лебовере.

— Кроме таланта, — заметила Ингалора.

Софир взял ее за подбородок тонкими, холодными пальцами, приблизил к себе ее лицо, востренькое, похожее на лицо юного хищника.

— Где был бы твой талант, Ингалора, если бы не Лебовера с его «Тигровой крысой»?

Она не стала вырываться, напротив — прижалась к нему худым, горячим телом. Улыбка ее сделалась шире, глаза затянуло поволокой. Софир опустил руку.

— Ну, продолжай, — сказала девушка. — Мне стало интересно.

— Ты знаешь, о чем я говорю! — отозвался он. — Лебовера взял нас в свою труппу — меня, кстати, на целый год раньше, чем тебя. Лебовера возил нас в столицу на выступления и никогда не возражал против нашего желания немного заработать и для себя лично.

— Ну, ну... — сказала Ингалора.

— В конце концов, разве нам не было хорошо в «Тигровой крысе»?

— Довод убийственный. — Ингалора пронзила себя воображаемым кинжалом. — В «Крысе» очень хорошо. Несмотря на выходки некоторых персонажей.

— Ты сама — персонаж хоть куда, — огрызнулся Софир.

— Сказать по правде, я чуть не упала, когда Лебовера мне заявляет — вот так прямо, без всяких намеков: «А теперь пора бы тебе, дорогая, поработать на королеву: отправляйся в Вейенто. По некоторым данным, герцог затевает покушение на жизнь наследного принца. Постарайся выяснить, насколько серьезна угроза».

— Ну да, — протянул Софир. — Мне он тоже так сказал.

— И как, по-твоему, странствующим фиглярам разжиться всеми этими сведениями?

— Есть только один путь, — скромно молвил Софир, рассматривая кольцо на своей руке. — Через постель.

— По-твоему, я должна забраться под герцогское одеяло? — Ингалора вызывающе вздернула подбородок.

— Возможно, это сделаю я, — утешил ее Софир. — Весь вопрос в его истинных предпочтениях. Его сиятельство до сих пор не женат. Не забывай об этом.

— А ты не обольщайся, — возразила Ингалора. — У него, во всяком случае, имеется любовница.

— Вот видишь — начало твоей шпионской карьеры положено! — обрадовался Софир. — Ты уже начала изучать объект.

— Да брось ты, — отмахнулась Ингалора. — О том, что у герцога есть любовница, знают даже в столице.

— Может быть, он завел ее нарочно, — предположил Софир. — Для отвода глаз.