Хотя к концу этого ужасного дня они и выполнили свой план, Годдард все еще не был удовлетворен массовым кровопролитием. Он в пух и прах принялся разносить систему и своих собратьев по работе жнецов, надеясь, что придет день, когда все квоты будут отменены.

Ситра вернулась в «Водопад» за несколько недель до Зимнего конклава, в начале Месяца Света, когда друзья и влюбленные обменивались подарками, чтобы отпраздновать чудеса, которые никто из них уже не помнил.

Теперь она летела домой с удобствами, с миром в душе – не так как во время ее безумного броска на север Амазонии. Не было нужды постоянно оборачиваться через плечо и смотреть, нет ли за спиной преследователя. Как и обещала жнец Кюри, обвинения с нее были сняты. Но если жнец Мандела передал Ситре через жнеца Кюри прочувствованное письмо с извинениями, то Ксенократ ничего подобного не сделал.

– Прикидывается, что ничего страшного не произошло, – сказала Кюри, когда они ехали из аэропорта. – Считает, что это и есть его извинения.

– Как это не произошло? – усмехнулась Ситра. – Зачем же я тогда прыгала с крыши?

– А я разнесла в пух и прах две отличные машины, – произнесла Кюри.

– Ни за что не забуду.

– И не нужно. У тебя есть полное право плохо к нему относиться. Но, наверное, не слишком – подозреваю, что в этой игре есть факторы, о которых мы ничего не знаем.

– Именно это сказал и жнец Фарадей.

Услышав имя, Кюри улыбнулась.

– И как там наш добрый друг Джерард? – спросила она, подмигнув.

– Слухи о его смерти были сильно преувеличены, – ответила Ситра. – Он в основном занимается садоводством да гуляет по пляжу.

Они решили хранить в тайне тот факт, что жнец Фарадей жив. Даже жнец Мандела верил, что Ситра в Амазонии останавливалась у родственницы жнеца Кюри, и оснований для сомнений у него не было.

– Не исключено, что через сотню лет и я присоединюсь к нему на этом пляже, – сказала Кюри. – Но не сейчас, когда в сообществе жнецов так много дел. Приближаются великие сражения.

Ситра видела, как напряглись пальцы Кюри, лежащие на рулевом колесе.

– Речь идет о будущем всего, во что верят настоящие жнецы, Ситра! Поговаривают даже об отмене квот. Именно поэтому ты должна выиграть кольцо. Я знаю, каким жнецом ты будешь, и это именно то, что нам нужно.

Ситра вспомнила, чем она занималась последние месяцы. Поскольку в «жатве» все это время она не участвовала, ее занятия были посвящены совершенствованию тела и ума, но, что самое главное, размышлениям о морально-этических основах работы жнеца. Ничего особо «старогвардейского» в этом не было. Все это основывалось на здравом смысле и обычных, веками отшлифованных представлениях о добре и зле. Ситра знала, что нынешний наставник Роуэна далек от этих высоких идеалов, но сам Роуэн, несмотря на кровожадность Годдарда, в глубине своего сердца не чужд им.

– Роуэн тоже мог бы стать хорошим жнецом, – предположила Ситра.

Жнец Кюри вздохнула:

– Доверять ему больше нельзя. Вспомни, что он сделал с тобой на Осеннем конклаве. Ты можешь находить для него любые извинения, но факт остается фактом: теперь он неизвестная переменная в уравнении. Учеба у Годдарда могла изуродовать его морально так, как и предсказать трудно.

– Но даже если это правда, – сказала Ситра, подойдя наконец к вопросу, вокруг которого она так долго топталась, – совершенно не представляю, как я могла бы лишить его жизни.

– Тебе будет больно. Правда, самая сильная боль у тебя еще впереди, – сказала жнец Кюри. – Но ты сможешь это сделать. Я в тебя верю.

Да, уничтожение Роуэна принесет ей ни с чем не сравнимую боль. Но от чего же будет еще больнее? Ситра боялась спросить, потому что действительно не хотела этого знать.

В последний день года, ровно за три дня до начала Зимнего конклава, жнец Годдард решил провести еще одну «жатву».

– Но мы уже выполнили квоту на этот год, – напомнил ему жнец Вольта.

– Я НЕ собираюсь слепо следовать инструкциям! – закричал Годдард.

Роуэн боялся, что Годдард ударит Вольту, но старший жнец заставил себя успокоиться и сказал:

– К моменту, когда мы начнем «жатву», в Паназии уже наступит Год Капибары. Насколько я понимаю, это дает нам право отнести убитых к статистике будущего года. А закончим – вернемся к новогоднему гала-концерту.

Годдард решил, что сегодня они будут работать самурайскими мечами, хотя Хомскому было жаль расставаться с огнеметом.

– Это часть моего имиджа. Почему я должен его уродовать?

Роуэн к этому моменту участвовал уже в четырех массовых «жатвах» Годдарда. Чтобы не чувствовать себя соучастником бойни, ему пришлось отыскать глубоко в своей душе место, куда можно было бы скрыться. Он снова стал салатом. Бесчувственным и второстепенным. Таким, какой не замечают и легко забывают. Это был единственный способ сохранить рассудок, пребывая в самом центре кровавой охоты, учиняемой Годдардом. Иногда он был так незаметен в этой свалке, что помогал людям спастись. В иных случаях ему приходилось быть рядом с Годдардом, заряжая или меняя для него оружие. Роуэн не знал, какую роль ему отведут сегодня. Если жнецы будут орудовать самурайскими мечами, то оруженосец Годдарду не понадобится. И тем не менее он потребовал, чтобы Роуэн захватил лишний меч.

Когда они собирались на «жатву», в поместье уже полным ходом шла подготовка к вечеринке. Прибыл грузовик со всем необходимым, и по всему газону расставляли столы. Новогодний гала-концерт был одним из ежегодных событий, которые Годдард всегда тщательно планировал. Состав гостей обещал быть звездным.

На газоне перед домом приземлился вертолет, сдув уже установленный для вечеринки тент – легко, словно салфетку.