На площади перед башней, где в мирное время собирались торговцы и нередко продавали товары и продукты прямо с телег, было почти пусто. Только у лестницы разложен небольшой костер. Часовые сидели возле него, и при виде подходящих парочка поднялась навстречу. Остальные и вовсе дремали.

— А, это ты, — сказал с облегчением стражник при виде предводителя отряда. — На усиление прислали?

Больше он ничего сказать не успел, проткнутый длинным узким клинком. Кольчуга не помогла. Второй тоже упал, убитый подошедшими. Люди ринулись к костру и принялись рубить спящих. Большинство, минуя товарищей, побежали ко входу в башню, распахнутому настежь.

— Это чучело! — вскрикнул самый догадливый.

А в проскочивших в дверной проем сверху полетели арбалетные стрелы. Двое упали мертвые, еще один дико заорал, получив болт в бедро, и пополз вслед за стремительно выскакивающими наружу. Практически сразу ему в спину прилетело еще дважды, и тело непроизвольно забило пятками в агонии.

— Нас ждали! — прозвучали испуганные голоса.

— Спасайся!

— Все пропало!

Из домов вокруг площади появились бойцы в немалом количестве. Они привычно строились в шеренги, перекрывая отступление. Впереди — с большими щитами, сзади — арбалетчики. Окончательно добивая надежду на спасение, послышался цокот копыт, и из переулка появились всадники.

— На сближение, — закричал предводитель. — В атаку!

— Совсем сдурел, — пробормотал один из отряда, бросая на зазвеневшую брусчатку саблю.

Его пример повторили и многие другие.

— А изменников мы в плен не берем, — отчетливо прозвучало от строя. — Вы же, подонки, даже не наших убивали, своих же городских стражников.

Кто-то из предателей не выдержал и с криком бросился на врага, размахивая топором.

— Бей! — повышая голос, скомандовал говоривший.

Три десятка арбалетных болтов хлестнули по сбившимся в кучу людям. Потом вторично. Почти всех смело, включая самого буйного, поймавшего не меньше пяти. Лишь парочка осталась на ногах. Еще один стоял на коленях и плакал.

— Шагом, — потребовал тот же голос, и шеренга двинулась вперед. Раненых дорезали, уцелевших прикалывали без разговоров.

Из темных окон наверняка смотрели жители города. Шума вышло достаточно. Наружу так никто и не вышел. И очень правильно: в горячке могли и прикончить, не разбираясь.

— Кто? — спросил я, когда бывший раб-секретарь подошел после осмотра разложенных рядком покойников.

Услышав про доносчика, невольно ожидаешь какого крысеныша, с торчащими кривыми зубами и бегающим взглядом. Ничего подобного. Симпатичный смуглый малый, каких здесь через одного. Надо потом с ним побеседовать. Прежде не до того было. Может, пригодится. Вряд ли в городе ему будут в дальнейшем рады, как бы ни повернулось. Неприятный пример для других рабов. Самый-пресамый лояльный невольно задумается. Не удивлюсь, если скоро начнутся распродажи или станут вольные раздавать. Между прочим, крепкие рабы с полезной профессией стоят очень приличные деньги, а отпуская на волю, хозяин обязан заплатить налог — пять процентов от средней стоимости раба.

Звучат восемь имен глав семейств. Четверо купцов, трое ремесленников и откупщик. Все в той или иной степени баловались ростовщичеством, и очень солидные люди. Вот чего им было спокойно не жить? Ладно бы еще сами, так привели работников или родичей. Полсотни покойников. Я даже не мобилизовывал на работы. Золотой кивал из-за его спины. Он тоже посмотрел.

— Всех домочадцев забрать — и в ямы.

— Там столько места не найдется, — возразил Ретч.

— Значит, запрешь их в конюшне, — остановил я возражения. — Потом решу, что с ними делать.

— Мой господин, — встревоженно пробормотал бывший секретарь, нагло встревая в разговор вышестоящих.

— Возьмешь его с собой и отдашь ему бабу, если сама согласится.

Ретч хмыкнул, но вроде понял. Мало ли что этот болтает, может, женщина имеет кого другого и обмен ее вовсе не устраивает.

— Дома закрыть, поставить часового из новобранцев. Пусть сторожат.

— Склады?

— Может, позже, но если кто полезет воровать мое, — на слове ударение, — имущество, очень пожалеет.

Худо-бедно, но даже от таких происшествий бывает польза. На законных основаниях могу получить немало. Собственность, включая дома, пойдет в продажу, как конфискат. А то у меня казна-то поистратилась, а с начала осады и остальные источники дохода иссякли. Между прочим, даже победив, придется скостить налоги для населения на год, а то и два. Им восстанавливать порушенное хозяйство. В деревне-то просто, домики строят из прутьев, обмазанных глиной.

Зато урожай пропал. Что не отобрали, то повытоптали. Да и с торговлей плохо. Горожане тоже в убытках, и серьезных. Может, потому эти и возникли. Я прекрасно понимал: даже отобьемся — сосед в покое не оставит, и это далеко не конец. А значит, новые потери, материальные и иные.

Хоп… Ну их всех во Тьму. У меня нынче иные заботы на носу. Теперь требуется еще раз укусить напоследок всерьез властителя. Чтобы кровь потекла и больно стало.

Человек стоял в одиночестве на холме, глядя на темнеющие перед ним на фоне более светлого неба стены города. Цвета стяга сейчас не видно, однако он насмотрелся прежде на изображение белоголового сипа на значках Табора. Такого герба в Книгах Памяти не существовало, и использование его одновременно для воинских подразделений и Гунаром в качестве личного знака сбивало с толку. А он не любил чего-то не понимать.

Несмотря на возраст, а ему было не больше тридцати, выглядел он не лучшим образом. По обе стороны рта глубокие морщины, волосы уже поседели. И хотя спина ровная, а броня на теле отсутствует, близко знавшие могли бы с уверенностью заявить: властитель Кджелд всерьез устал и нервничает.

Солнце давно зашло, а луна в последней фазе, так что света мало, но он столько изучал укрепления с разных сторон, что мог бы описать их без особых сложностей. Полувысохший ров, тем не менее его требуется предварительно преодолеть, стена из тщательно отесанных прямоугольных блоков, возвышающихся на четыре человеческих роста. За оборонительными сооружениями постоянно следят, если требуется, подновляют закрепленные за отдельными участками семьи. Обязательно исправляют любые обнаруженные недостатки. Неудивительно при постоянных малых войнах вокруг. Любой город изначально создавался в качестве убежища.

Ему попался крайне неприятный противник. Сначала уничтожил добрую треть всадников, затем ушел в долго и тщательно подготавливаемый к осаде город. Безусловно, Гунар молокососом не являлся, вопреки возрасту. Умудрился заставить всех следовать указаниям, чего обычно добиться почти невозможно. Простые жители редко стремятся героически отдать жизнь за хозяина. Они платят всевозможные подати и не считают нужным проливать кровь за очередного знаменосца. Есть негласный общественный договор — вы владеете поместьем, вот и сражайтесь, а нам без разницы, кто сверху.