Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что это? — спросила я.
— Место, куда рыбак может пойти, если совсем на мели. Типа хостела. Наверху комнаты, есть своя столовая, кафетерий.
— Она от католической церкви. Вам стоит переговорить с отцом Огреном, тамошним священником.
— Есть какая-то причина, по которой молодая девушка пойдет именно туда, а не в другие места, о которых вы говорили? — спросила я.
— Она туда пойдет, — объяснил моряк, — если и вправду решила завязать с выпивкой. Пить там нельзя, нет. — Он помотал головой. — Самое место для того, кто не закончил лечение, но не хочет возвращаться к бутылке или дури. У меня много корешей там перебывало, да и сам я как-то раз туда угодил.
Дождь лил с такой силой, что вода, шумно обрушиваясь с нависшего неба, брызгами отлетала от мостовой. Ноги у меня промокли до колен, я замерзла и проголодалась, и мне некуда было идти — в таком состоянии люди обычно и появлялись на пороге Морской ассоциации.
Кирпичное здание походило на небольшую церковь. Перед фасадом стояла доска с написанным мелом сегодняшним меню и висел плакат «МЫ РАДЫ ВСЕМ». Внутри за стойкой расположились несколько мужчин, прихлебывавших кофе. Другие разместились в скромной столовой прямо напротив входной двери. При моем появлении на липах, отражавших годы труда в непогоду и злоупотребления алкоголем, промелькнул легкий интерес. Официантка, примерно одних с Люси лет, спросила меня, не хочу ли я поесть.
— Я ищу отца Огрена, — объяснила я.
— Здесь он не появлялся, но вы можете посмотреть в часовне или библиотеке.
Я поднялась по лестнице и вошла в маленькую часовенку, в которой не оказалось ни души, за исключением изображений святых на оштукатуренных стенах. Внутри было очень красиво — на скамьях подушечки с вышивкой на морскую тематику, пол из разноцветного мрамора украшен изображениями ракушек. Я неподвижно стояла, рассматривая святого Марка, держащегося за мачту, святого Антония Падуанского, благословляющего обитателей вод, и апостола Андрея, забрасывающего сети. Выше на стене были начертаны слова 106-го псалма:
«Он превращает бурю в тишину, и волны умолкают.
И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желаемой пристани».
Я опустила руку в большую морскую раковину со святой водой и перекрестилась. Помолившись перед алтарем, я опустила пожертвование в плетеную соломенную корзинку, оставив там банкноту за себя и Люси и четвертак за Эмили. За дверью раздавались веселые голоса и посвистывание поднимавшихся и опускавшихся по лестнице постояльцев. Сверху по крыше глухо барабанил дождь, за окнами, в которых ничего нельзя было разобрать, слышались крики чаек.
— Добрый день, — произнес позади меня спокойный голос.
Обернувшись, я увидела одетого во все черное отца Огрена.
— Добрый день, отец, — ответила я.
— Я вижу, вы много ходили под дождем. — У него было мягкое, кроткое лицо, глаза светились добротой.
— Я ищу свою племянницу, отец, и совсем отчаялась.
Долго рассказывать о Люси мне не пришлось. Я едва закончила описывать ее внешность, как поняла, что она ему знакома, и сердце мое затрепетало.
— Господь милосерден, — с улыбкой сказал он. — Он направил вас сюда, как направляет всех тех, кто ищет тихую пристань. Вашу племянницу Он привел к нам несколько дней назад. Думаю, она сейчас в библиотеке. Я поручил ей заняться каталогизацией книг и прочими делами. Она очень умна и уже загорелась мыслью все там компьютеризировать.
Мы нашли Люси в окружении потрепанных книг в тускло освещенной комнате со стенами, обшитыми темными деревянными панелями. Она сидела ко мне спиной за длинным и узким столом. Перед ней лежал только листок бумаги — как настоящему композитору под силу сочинять прекрасные мелодии в полной тишине, так и она легко могла программировать без компьютера. Мне показалось, что она слегка похудела. Отец Огрен легонько потрепал меня по руке и тихонько прикрыл за собой дверь.
— Люси, — позвала я.
Она повернулась и с изумлением посмотрела на меня.
— Тетя Кей? Господи, — приглушенно произнесла она — все-таки мы были в библиотеке. — Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла? — На ее щеках вспыхнул румянец, резко проступил красный шрам на лбу.
Я пододвинула стул и, присев, взяла ее руку двумя своими.
— Поедем домой. Пожалуйста.
Она все так же неверяще смотрела на меня, будто я была призраком.
— С тебя сняты все подозрения.
— Все полностью?
— Все.
— Значит, ты нашла мне пробивного защитника?
— Я ведь обещала.
— Ты — мой самый лучший защитник, так ведь, тетя Кей? — прошептала она, смотря в сторону.
— В Бюро согласились с тем, что тебя подставила Кэрри, — объяснила я.
Ее глаза наполнились слезами.
— Люси, то, как она с тобой поступила, просто ужасно. Я понимаю, как тебе сейчас больно, понимаю твой гнев. Но все будет хорошо. Правда восторжествовала, в ТИКе хотят, чтобы ты вернулась на работу. С делом о нетрезвом вождении мы тоже разберемся. Судья отнесется к нему с большим снисхождением, поскольку доказано, что ты стала жертвой умышленного наезда. Но тебе все равно нужно пройти лечение.
— А нельзя пройти его в Ричмонде? И чтобы я жила у тебя?
— Ну конечно, можно.
Она смотрела в пол, из глаз у нее текли слезы. Я не хотела бередить ее раны, но мне необходимо было знать.
— Это ведь с Кэрри я видела тебя тем вечером на площадке для пикников? Кэрри ведь, кажется, курит?
— Иногда. — Она утерла слезы.
— Мне жаль, что все так сложилось.
— Тебе не понять.
— Почему же? Я могу понять, что ты ее любила.
— И до сих пор люблю. — Она начала всхлипывать. — Вот идиотизм, правда? Как такое может быть? Ничего не могу с собой поделать. И ведь все это время… — Она высморкалась. — Все это время она была с этим Джерри, или как там его. И использовала меня.
— Люси, она поступает так со всеми, не только с тобой.
Она горько зарыдала.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказала я, прижимая ее к себе. — Любовь не проходит просто так, Люси, это требует времени.
Мы долго сидели так обнявшись. На шею мне капали ее слезы. Только когда на горизонте осталась узенькая полоска синевы, а весь небосвод окрасился черным, мы поднялись в более чем скромную спаленку за вещами Люси. Камень и асфальт улиц усеивали глубокие лужи, в украшенных к Хэллоуину домах сверкали веселые огни. Мы шли, и стылые капли дождя сменялись хлопьями снега.