остановился на дороге. Герберт видел, как из машины выбрасывали трупы прямо на дорогу и как его товарищи поволокли через канаву первые тела. Это были трупы двух убитых женщин. У одной из них, очень полной, глаза остались широко открытыми.

Яма была еще недостаточно глубока, и трупы пока складывали в рапс. Герберт украдкой поглядывал на них. Все это были женщины, почему-то очень тепло одетые, несмотря на страшную жару. Разгадать причину смерти этих людей Герберт не мог — ни на ком следов ранений не было.

Приволокли еще несколько трупов. Эрвин Бюнзер, померанец, атлетического сложения парень, тащил на перекинутой через плечо веревке труп пожилого крестьянина, лет шестидесяти, как показалось Герберту. На подбородке у убитого запеклась кровь.

Гризбах, работавший рядом с Гербертом, крикнул Бюнзеру:

— Послушай, неужели нельзя тащить их каким-нибудь другим способом?

— Идиот! — выругался Бюнзер. — Еще заразиться от них какой болезнью, что ли?

Трудообязанный Эрмлер, никогда не расстававшийся с маленькой тетрадкой, в которую он записывал стихи собственного сочинения — кое-что из этой заветной тетрадки он уже читал Герберту, — волочил за собой два худеньких тела.

Герберт взглянул на Генриха Эрмлера. Тот перехватил его взгляд и кивнул, как бы говоря: «Да-да, дружок, это дети, девочки». Он уложил тела девочек, из которых одной было лет тринадцать, а другой, вероятно, и десяти еще не исполнилось, рядом с телом пожилого крестьянина.

Уходя, он обернулся к Герберту и сказал:

— Там есть даже три младенца!

У Герберта подкатил комок к горлу. «Тьфу, дьявол! И у кого только могла подняться рука на детей?..» Он продолжал копать, но глаз больше не поднимал.

Низель определил:

— Все это жертвы разорвавшейся бомбы.

Эрмлер не согласился:

— Нет, господин Низель! У старика прострелен затылок. А у девочки шея! Они лежали все вместе.

Низель тихо пробормотал:

— Что там могло произойти?

Долго все молчали. Слышно было лишь тяжелое дыхание копавших яму и стук выбрасываемой земли о растущий холмик.

Гризбах шепнул Герберту:

— Их всех расстреляли! Военно-полевой суд!

Герберт выпрямился и в ужасе спросил:

— Ты думаешь? А дети… И детей тоже?

Вернер Гризбах ответил:

— Но ты же видишь!

Подошел начальник отряда Нельтинг. Шагнув к самому краю ямы, он сказал:

— Живей, ребята! Скорей бы покончить с этим делом!

Он повернул ногой труп одной из женщин. Герберт бросил украдкой взгляд поверх ямы и увидел, что Нельтинг разглядывает стреляную рану на затылке женщины. В волосах запеклась кровь. Да, Вернер прав, их всех убили! Стреляли в спину!

Эрмлер смело спросил начальника, не знает ли он, что произошло в деревне.

— Они, видно, стреляли в наших, — ответил Нельтинг.

— И дети тоже? — спросил Эрмлер.

— Возможно, — сказал Нельтинг. — От большевиков всего можно ждать.

Он повернулся и ушел, точно боялся дальнейших расспросов.

III

В клубе большого села, расположенного у самого шоссе, была приготовлена легкая закуска для офицеров штаба. О привале нечего было и думать, войска безостановочно шли вперед; говорили, что уже к вечеру они доберутся до ближайшего города, где смогут стать на более или менее удобные квартиры.

Генерал фон Фильц вышел из своего автомобиля и помахал офицерам, сидевшим в других машинах, жестом приглашая их следовать за собой. Он первый прошел в узкую калитку, услужливо распахнутую перед ним ординарцем. Красные генеральские лампасы замелькали на дорожке. Военный корреспондент Гуго Рохвиц, прибывший в дивизию и с раннего утра искавший случая взять интервью у генерала, решил, что сейчас как раз подходящий момент. Он протиснулся сквозь группу офицеров, обступивших фон Фильца. Гуго Рохвиц хотел как можно скорее послать в свою газету корреспонденцию о первых днях наступления, украсив ее ссылками на подлинные слова генерала.

Фон Фильц пересекал палисадник, направляясь к дому. Рохвиц подошел и только хотел заговорить, как генерал, не взглянув на него, указал на памятник Ленину и спросил:

— Эта штука из металла?

— Несомненно, господин генерал, — ответил Рохвиц.

— В таком случае, она пригодится. — Генерал поднял глаза и увидел военного корреспондента. — А, это вы? Что-то не помню, право, как вас звать?

— Рохвиц, господин генерал. Гуго Рохвиц. Корреспондент «Дас шварце корпс», а также и других газет. В том числе «Гамбургер фремденблат». Господин генерал слышал, вероятно, о существовании такой газеты?

— Слышал, как же! — Раньше чем войти в дом с белыми оконными рамами и голубой шиферной крышей, генерал окинул взглядом вывеску над входом. По буквам прочел: «Клуб», — и, ухмыляясь, повернулся к Рохвицу: — Точно у английских лордов. С той разницей, что здесь в каждом селе есть свой клуб. Естественно, впрочем. Как говорится, иной край, иной и обычай!

Генерал вошел в дом. Рохвиц не отступал от него ни на шаг.

В просторном вестибюле ординарцы на скорую руку устроили походный буфет. На столах были расставлены тарелки с бутербродами. Кофе и коньяк разносили. Генерал пригласил толпившихся офицеров:

— Прошу вас, господа! Приступайте! Нам предстоят нелегкие дни!

Генерал фон Фильц хоть и говорил высоким и гнусавым «генеральским» голосом, но наружностью мало походил на типичного немецкого офицера. По его лицу, гладкому и рыхлому, его можно было принять за бухгалтера или мелкого почтового чиновника, по случаю войны временно обрядившегося в серый военный мундир и брюки с широкими красными лампасами.

Офицеры обступили столы и принялись жевать бутерброды. Рохвиц первый взял наполненную рюмку и, обращаясь к генералу, воскликнул:

— Разрешите, господин генерал. Позволю себе выпить за ваше здоровье и за здоровье ваших храбрых воинов! За победу над большевизмом! Хайль Гитлер!

Офицеры потянулись за рюмками. Генерал тоже взял рюмку с подноса, который держал перед ним ординарец.

— Благодарю! Благодарю! — гнусавил фон Фильц. Он поднял свою рюмку: — Благодарю, господа! Итак, да здравствует победа! Хайль Гитлер!

Все выпили и отсалютовали пустыми рюмками. Генерал облизал губы.

— У-ух! — крякнул он. — Недурен, верно? — обратился он к Рохвицу. — Это еще из моих трофейных запасов… Где это мы захватили, Ширман?

— В Фалэзе, господин генерал, — ответил майор.

— Верно, в Фалэзе, в Нормандии. Мы открыли там коньячный источник… Стояли в одном старинном замке, знаете ли, и жили над винным погребом. Опасная штука, скажу вам. Так все время под хмельком и пребывали, не приходя в себя… Ха-ха-ха! Славные денечки были, а, Ширман?

— Дивные, господин генерал! Жили как у Христа за пазухой.

— Да-да, ну поглядим, как-то нам здесь будет житься!

Рохвиц решил, что можно приступить:

— Господин генерал, как, по-вашему, развернутся события?

— Военные?

— Военные и… вообще, — ответил Рохвиц.

Генерал обернулся к своим офицерам.

— Вот видите, не успели мы начать, а уж любопытные со своими вопросами тут как тут.

Офицеры рассмеялись. Кто-то сказал:

— Между тем повсюду та же картина: пришли,