Не выпуская из рук консервной банки, Крестный выдавил то ли вздох, то ли улыбку.

– Помилуйте. Только не говорите, что у нас больше нет удобств, экс-механик. Не гарантирую, чем закончится эта трапеза.

– Я хоть выход ищу.

– Вы не найдете его ни в туалете, ни где-либо еще. Неужели я должен объяснять вам, любимице нашей горячо оплакиваемой Хильдегард, что такое мертвая зона?! Мне не удалось отыскать ни одного краткого пути, ведущего во внешний мир, и даже Бог собственной персоной, – ухмыльнулся он, указывая на свою противницу, – не смогла выбраться отсюда, несмотря на свои тысячи свойств! Наберемся терпения, моя дорогая.

Дама-с-Разными-Глазами бросила презрительный взгляд на игровую доску, но Виктория знала по той дрожи, которая пробрала Маленькую-Очкастую-Даму, что единственным объектом этой лютой ненависти была именно она.

– Продолжайте свои игрища. А я разберу всё это место по кирпичикам, если потребуется.

– Ты мне обещала часть ужа… то есть ту же участь, – припомнила Маленькая-Очкастая-Дама.

Дама-с-Разными-Глазами сняла со стены дротик из набора спортивного снаряжения. Свирепо воткнула его в затылок Маленькой-Очкастой-Дамы, а затем вышла вон, снова хлопнув дверью. Жестокость сцены не вызвала у Виктории ни удивления, ни ужаса, только живейшее любопытство. Скоро она снова погрузится вглубь ванны, где не будет чувствовать вообще ничего.

– Нельзя сказать, что вы этого не заслужили, – заметил Крестный, облизывая палец, густо измазанный в паштете. – Занять место Ренара было очень неудачной мыслью.

Маленькая-Очкастая-Дама задумчиво посмотрела на кончик дротика, торчавший из ее горла. Неестественно вывернув руку, она ухватила рукоять, подрагивавшую у нее за спиной, и одним движением вырвала лезвие. Рана на шее тут же закрылась без единой капли крови.

– Какая разница, убила я его или пощадила. Это бедное дитя не верит ни единому слову, которое устает из моего уха… то есть исходит из моих уст. Она уже пыталась меня убить сорок три раза. А вот ты – никогда. Почему?

С лукавым видом Крестный снова расставил пешки на игровой доске.

– Потому что, поместив нас вместе в эту мертвую зону, Янус превратил меня в ваше наказание. Вот я и изощряюсь как могу, чтобы сделать мое общество как можно неприятнее для вас.

Маленькая-Очкастая-Дама положила дротик на ковер рядом с подушкой, на которой сидела. Ее движения были спокойными, но тени вились всё быстрее под ее телом.

– У тебя отлично получается.

– Хуже, чем у Торна, – пробормотал Крестный, двигая по доске пешку перепачканным в паштете пальцем. – Хотелось бы мне, чтобы он оказался здесь с нами! Ему нет равных, когда нужно подпортить людям праздник.

Маленькая-Очкастая-Дама тоже пошла пешкой. Виктория, которая точно уже не была собой, увидела, как на доске рождаются отголоски всех будущих атак. Она отметила, что знает, каков будет исход едва начавшейся партии.

– Повторяю, экс-посол: я посвятила всю свою жизнь спасению мира. Каждая секунда, которую я теряю в этой мертвой зоне, оставляет моих детей снаружи без защиты, в которой сегодня они нуждаются как никогда. Ты не внял творогу… то есть ты принял за врага не того.

Рот Крестного растянулся до самых ушей.

– Ах, вы имеете в виду Другого? Поговорим начистоту, экс-мадам. Ваш Другой для меня фигура слегка абстрактная. Ведь именно из-за вас барон Мельхиор убил моих гостей. Из-за вас старушка Хильдегард покончила с собой. Из-за вас моя связь с Паутиной была разорвана и сестры отвергли меня. Говорите, спасение мира? Мой вы разрушили.

Маленькая-Очкастая-Дама оглядела Крестного с отрешенной сосредоточенностью. Как заметила Виктория, от которой не ускользала ни одна деталь, ее глаза за стеклами очков не отражали света ламп. И сама Маленькая-Очкастая-Дама не отражалась ни в стекловидной поверхности шахматной доски, ни в стоящем на столе сифоне с водой. Она никогда нигде не отражалась.

– Значит, решил поиграть теперь в эту игру, экс-посол? Отлично. – Ее пешка съела одну за другой пешки Крестного, как и предвидела Виктория. – Барон Мельхиор от моего имени убил твоих гостей, но разве не твоим долгом было обеспечить им убежище? Матушка Хильдегард покончила с собой, чтобы лишить меня своих свойств, но разве ты когда-нибудь предлагал ей хоть что-то, ради чего имеет смысл жить? А что до твоих сестер, тебе не приходило в голову, что они только и ждали предлога отделаться от слишком назойливого брата? Я вот лично думаю, что ты зашорил… то есть разрушил свой мир сам. И оставил за собой посольство в полном разброде, опозоренных жен и оскорбленных мужей. Ты всегда был помехой для своей семьи, для нашей семьи. Когда ты умрешь, по тебе никто не затоскует, как и ты не затоскуешь ни по кому.

Крестный взглянул на доску своего разгрома. Он по-прежнему улыбался.

– Когда я умру, – тихо повторил он. – Вы же знаете, верно? Как давно вы в курсе?

– Я принимала твой облик и была тобой, – сказала Маленькая-Очкастая-Дама. – Пусть недолго, но достаточно, чтобы почувствовать плотью пожирающую тебя болезнь. Болезнь, которая унесла твоих родителей и теперь день за днем распространяется в тебе. Мы оба знаем, что твои счета удалены… то есть что твои дни сочтены. И мы оба знаем, что если ты избегаешь сестер, то из страха при мысли, что и их дни – тоже.

Виктория никогда не понимала разговоров взрослых; теперь же что-то в ней и вокруг нее, какое-то новое нечто понимало всё. Но совсем не этому «нечто» вдруг захотелось кричать. Крик рвался из самой Виктории. Впервые за долгое время Маленькая-Очкастая-Дама, прищурившись, повернула голову в ее сторону, словно уловив этот молчаливый вопль.

Крестный издал смешок, потирая знак Паутины между бровями.

– Моя собственная открытость обернулась против меня. Вынужден признать, что вы правы, экс-мадам, за исключением маленькой детали: по крайней мере одной особы я точно не избегаю и мне будет ее не хватать.

Виктория услышала только конец фразы. Словно судорога прошла по мертвой зоне. Картины попадали со стен, шахматная доска перевернулась, а Крестный упал в объятия Маленькой-Очкастой-Дамы.

– Ну надо же, – сказал он, высвобождаясь. – Что там еще разнесла наша экс-механик?

– Это не я, – проворчала Дама-с-Разными-Глазами.

Держа по дрели в каждой руке, она только что открыла дверь, через которую ушла чуть раньше; Балда просочился следом.

– Это оно.

И она указала на дыру размером с тарелку, которая появилась прямо посреди ковра. Все нагнулись над ней. Дыра выходила в беззвездную тьму, но вот чего ни один из них не сумел разглядеть, так это рожденного ею водоворота. Бури отголосков. Виктория почувствовала, как ее втягивает туда, словно в открытый слив; некая сила грозила сейчас унести ее даже не в глубину ванны, а гораздо дальше.

– Обрушения, – пояснила Маленькая-Очкастая-Дама. – Другой раскалывает пространство, и даже мертвая зона не может устоять. Теперь ты мне веришь, Янус?