Смотрит Пелагия на окружающих испуганными глазами. Наконец-то в свете играющего пламени узнала знакомые лица. Точно, братья Вороховы здесь, одноногий Егор на чурке сидит, рядом Филя, племянник Максим, а за ней бежал Иван. Тут же от смеха поклоны бьют Ченка с Лукерьей. Но, однако, вон, чуть поодаль, у лошадей ещё четверо незнакомых стоят. Мужики какие-то, этих она ещё не видела.

Вскочила на ноги, сконфуженно засвистела носом, ткнулась глазами в костёр, трясущиеся руки волосы в косу заплетают. Один из незнакомцев, возможно, старший, или главный, приподнял руку, командным голосом успокоил окружающих:

— Что вы! Хватит. Испуганную женщину не видели? Вас бы на её место, посмотрели бы, кто и как портки потерял. Ну, успокойтесь, дорогая, не волнуйтесь, — и взял Пелагию под локоть. — Вы, как я понял, Пелагия?

— А тебе-то что? — сурово посмотрела женщина. — Я тебя не знаю, и ты ко мне не лезь.

Она хотела оттолкнуть мужика, но не сделала этого. Вдруг почувствовала к себе доброе, располагающее отношение, обращение на «Вы», как в старые, добрые времена, когда она жила в городе у Елены Николаевны, почему сразу как-то обмякла и даже не высвободила локоть.

— Да она-то, кто же ещё? — вступилась Лукерья. — За хозяйку она. Подруга моя. Вместе в доме полы моем, стираем, варим, убираем. Отпустите её, начальник, она всего не знает.

— А я её и не держу, — ещё более спокойно ответил незнакомец и опустил локоть. — Так это вы жена Ивана Фёдорова?

Пелагия удивлённо посмотрела на него, потом вспомнила, что Ивашкина фамилия Фёдоров. Значит, и она тоже Фёдорова. Как всё странно! Здесь, на прииске, никто и никогда фамилию не спрашивает, обращаются только по именам или чаще — прозвищам. А это, надо же, сразу видно, человек из города, образованный. В глазах вспыхнули искорки интереса.

— А что так? — быстро бросила.

— А вот что, — спокойно ответил незнакомец и как будто ожёг женщину кипятком. — Вам записка из города. От Елены Николаевны.

— Мне? — у Пелагии затряслись губы.

— Да, вам. Вот, — полез рукой во внутренний карман и достал несколько потрёпанный от долгой дороги листок бумаги. — Но передаю я его вам только с одним условием.

— Что ещё? — от нетерпения вспыхнула Пелагия, протягивая руку к заветному посланию.

— О том, что мы находимся здесь, — он обвёл глазами окружающих, — не должен знать никто.

— Вот ещё! Что за тайна? А может, вы какие бродяги? Откуда знать?

— Но Вороховых-то вы знаете хорошо?

Пелагия посмотрела в глаза Егору, сразу же заговорила под-ругому:

— Братьев-то?! Кто же их не знает? Только вот вы кто будете?

— А об этом поговорим потом, когда прочитаете письмо Елены Николаевны. Да, я думаю, Лукерья вам всё объяснит. Там, дома у вас, на прииске, — и незнакомец протянул Пелагии послание. — Читать здесь будете?

Женщина схватила потёртый, сложенный лист, прижала его к груди и прошептала пересохшими губами:

— Нет… потом… дома… одна.

Незнакомец многозначительно посмотрел на своих спутников, кивнул головой, предложил:

— Что стоим-то, садитесь, гостям в тайге всегда рады. Чай пить будем. А заодно и некоторые вопросы обсудим.

И, не дожидаясь, пока все рассядутся вокруг костра, спросил у Лукерьи:

— Так сколько, ты говоришь, в доме живёт человек?

Женщина живо затараторила:

— Три приказчика, аньжинер Семёнов, смотрящий Хлопов. Казаки: есаул Михась Худаков, Стенька Молох, да Гришка Коваль. Ну, Ивашка с Пелагией, — при этих словах говорившая как бы небрежно кивнула головой в сторону Пелагии, — ну и, конечно, я. Остальные, в заезжей избе.

Лукерья говорила что-то ещё, а глаза Пелагии в это время округлились до размеров куриного яйца. Что такое? Как? Неужели это та самая Лушка, у которой в носу мухи ползают? Вот те на! Ничего себе выступила! Говорит так, как будто её, хозяйки дома, здесь нет. Будто не она, Пелагия, здесь сидит, а чурка с глазами. «К чему это и зачем? И слова-то какие подобрала: „Ну, и, конечно, я!“ Я — с большой буквы. Как будто это она всем в доме заправляет. Ах ты курица-пеструшка. Ну, я те покажу, как петухи кукарекают. Будешь ты у меня „хозяюшкой“!»

Засопела Пелагия, злится на подругу. А та ещё больше масла в огонь подливает, на вопросы незнакомца всё выкладывает, что и как есть, даже где самогонка спрятана. И про то, сколько в доме входных дверей, окон на нижнем этаже, сколько собак, кошек и даже про щели в амбаре, куда синички за овсом летают. Всё знает. И когда это только она всё успела проследить и запомнить? Но ещё интереснее то, зачем и для чего это она всё говорит этому мужику? Он что, собирается стать приказчиком на прииске вместо Агафона? Так почему же тогда этот незнакомец в тайге прячется, на глаза приисковым не показывается?

Мелькнула догадка: «Наверное, хотят лавку ограбить!» Но тут же оттолкнула эту мысль. Нет, не может такого быть. Это не разбойники. Братья Вороховы с ними, честные люди, других в тайге не найти. И Ченка рядом. Эта без спросу иголки не возьмёт. Так для чего же тогда весь этот концерт? Может, спросить, зачем всё это? Но злость на Лушку не позволяет. Решила подождать, чем всё закончится, а уж потом подруге всё высказать, поставить на место! Ох, уж это она, Пелагия, сделает! И теперь с превеликим удовольствием! Надо будет — за космы оттаскает, не задумается. Только бы до дома добраться, а уж там…

Недолго говорили. Незнакомец выпытал у Лукерьи ещё несколько приисковых тайн, стал собирать женщин в обратную дорогу:

— Пора по домам расходиться. А то, не дай бог, без нас желанный гость явится. А нам его надо встретить, как полагается. Так: кто сегодня на караул пойдёт?

— Дык, я пойду, — живо ответил Филя. — Так уж и быть, сегодня ночь да завтра день следить буду. — И уже с шуткой добавил: — Что, Ченка, возьмёшь мужика на постой?

— Какой постой? — не поняв значения слова, смутилась она. — Дом пускать буду. Постой нет…

Все дружно засмеялись, а старший пояснил:

— Это не то, что ты думаешь. Он просто хотел сказать, что от тебя лучше за усадьбой следить, чтобы вовремя увидеть, когда Агафон явится.

Ченка недоверчиво посмотрела на Филю, наконец-то белозубо улыбнулась:

— А-а-а! Понятно, однако. Постой — это когда смотреть надо. Так? Я и говорю, смотри, как надо. Ченка никому не скажет, что дома у неё Филя постой делает. А когда Гафон ходи будет, сразу видно. Мимо Ченки никто тихо не ходи, всех видит. И Филе сразу говорить будет.

Для Пелагии ещё большее удивление: зачем Вороховы Агафона ждут, да ещё так тайно, скрытно от всех? Что такого, пришли бы на прииск, места в бараках много, есть где остановиться. Что-то здесь не так, кроется какая-то тайна. Но интрига заключается в том, что в тайну эту посвящены Лукерья и Ченка. А она, Пелагия, нет.