втянутой в "городскую партизанскую войну". Как лаконично выразился один из руководителей спецназа, «эти люди - радикалы, революционеры и ненавистники копов - чертовски хорошо умеют использовать дробовики и бомбы, устраивать засады. Мы должны быть лучше». К 1982 году, в разгар "войны с наркотиками", 59% городов с населением более 50 тыс. человек имели подразделения спецназа, а к 1995 году 89% таких городов могли похвастаться наличием спецназа для ведения внутренних кампаний по борьбе с преступностью и наркотиками и, в конечном счете, войн с черными и коричневыми людьми. Как следствие этого милитаризованного менталитета, направленного на превращение внутренней полиции в городскую партизанскую войну, в исследовании Фелькор-Кантор, посвященном полиции Лос-Анджелеса, делается вывод, что "законодательство о борьбе с беспорядками, элитные военизированные подразделения и планы борьбы с беспорядками позволили полиции Лос-Анджелеса расширить свои возможности для работы в качестве контрповстанческих сил военного типа".

После 1965 г. "новые войны" с преступностью, наркотиками и терроризмом, в отличие от предполагаемого "нового мира", о котором говорит Пинкер, не ограничились границей США. В разгар холодной войны в 1950-1960-е годы американское правительство экспортировало полицейскую деятельность в качестве глобальных контрповстанческих кампаний и построило транснациональный расчет, в котором военные тактики и стратегии холодной войны вернулись на родину, чтобы вести "войну с преступностью" против людей, воспринимаемых как внутренние повстанцы, ведущие городскую партизанскую войну. В своем исследовании этой транснациональной связи социолог Стюарт Шрадер из Университета Джона Хопкинса выразился следующим образом: "Во всем мире борьба с повстанцами была полицейской деятельностью. На родине полицейская деятельность была контрповстанческой». Из этой схемы агрессивной полицейской деятельности против черных и коричневых сообществ возникло массовое лишение свободы и карцеральное насилие, связанное с заключением людей в тюрьму.

 

Насилие массового лишения свободы

Массовое лишение свободы - это увеличение численности заключенных в США после 1965 г. с 200 тыс. человек до современных 2,3 млн. и более 6,1 млн. человек, находящихся под эгидой карцерального государства через тюрьмы, СИЗО, условно-досрочное освобождение. Для контроля над этим огромным населением карцеральное государство в Америке сегодня включает 1719 тюрем штатов, 102 федеральные тюрьмы, 2259 исправительных учреждений для несовершеннолетних, 3283 местные тюрьмы, 79 тюрем для индейцев и более 200 мест содержания иммигрантов. Хотя Пинкер утверждает, что мир после 1965 г. представляет собой менее жестокий "новый мир", оборотной стороной революций гражданских прав стало государственное насилие в виде массового лишения свободы и полицейской деятельности. Массовое лишение свободы - это принудительный ответ государства на революцию гражданских прав, который достиг беспрецедентного и драматического зенита в 2016 году, когда в тюрьмах находилось 2,3 млн. человек.

Историки Наоми Муракава и Элизабет Хинтон предлагают истории либерализма 1960-х годов, которые в совокупности выдвигают более раннюю периодизацию массового лишения свободы, чем Никсоновская Америка, где программы Великого общества по борьбе с бедностью внесли такой же вклад в войну с преступностью, как и в войну с бедностью. В своей оценке Агентства по обеспечению правопорядка и его программ Хинтон демонстрирует, что либералы стремились к "жесткой" борьбе с преступностью даже тогда, когда Администрация Джонсона встроила программы наблюдения за преступностью в свои антибедные меры. По мнению Хинтон, и администрация Кеннеди, и администрация Джонсона (1961-9 гг.) связывали бедность с гражданскими беспорядками, а городские беспорядки - с преступностью. Однако неизбежность последующего массового лишения свободы заключалась не только в том, что Джонсон подписал в 1968 г. закон "О безопасных улицах и преступности", но и в том, что программы Джонсона по борьбе с бедностью устанавливали федеральную власть в местных городских пространствах, что лишало черные общины возможности принимать решения и играть какую-либо значимую роль в решении проблем бедности и снижения преступности в своих сообществах.

Поразительно, но с 1920-х по 1970-е годы уровень лишения свободы в США оставался стабильным. Однако после движения за гражданские права в 1960-х гг. за последние четыре десятилетия уровень лишения свободы в США вырос более чем в четыре раза. Этот исторически беспрецедентный уровень лишения свободы отнимает непропорционально много сил у меньшинств и бедных слоев населения. Когда в 1954 г. Верховный суд принял решение по делу Brown v. Board of Education, афроамериканские мужчины попадали в тюрьму в четыре раза чаще, чем белые. Сегодня этот показатель почти удвоился и стал в семь раз выше, чем у белых мужчин. К 2010 году число заключенных среди афроамериканцев составило 2 207 человек, среди латиноамериканцев - 966, а среди белых - 380. Почти 60 процентов из 2,3 млн. человек, находящихся в тюрьмах, составляют афроамериканцы или латиноамериканцы (858 тыс. чернокожих и 464 тыс. латиноамериканцев). Уровень лишения свободы среди афроамериканцев в семь раз выше, чем среди белых, а среди латиноамериканцев - в три раза выше, чем среди белых не испаноязычных граждан. Исторический контекст, как подчеркивает Хизер Томпсон в своей фундаментальной статье "Почему массовое лишение свободы имеет значение", состоит в том, что за период от Великой депрессии до "Великого общества" число заключенных в федеральных тюрьмах и тюрьмах штатов увеличилось на 52 249 человек (1935-70 гг.), а в эпоху после введения гражданских прав (1970-2005 гг.) число заключенных в тюрьмах и тюрьмах США увеличилось на 1,2 млн. человек. Несмотря на революцию в области гражданских прав, законодательно ликвидировавшую сегрегацию по принципу Джима Кроу, последующая эпоха массового лишения свободы превратила достижения эпохи гражданских прав в очередную эпоху жесткого расового неравенства.

С массовым лишением свободы возрастает возможность государственного насилия, поскольку тюрьма исторически была местом, где телесные наказания заключенных оставались основным дисциплинарным инструментом. В отличие от бесцветного повествования Пинкера, в котором активизм за гражданские права против господства белой расы и неравенства заканчивается принятием Закона об избирательных правах в 1965 г., развитие движения Black Power расширило критику расового неравенства, включив в нее бедность чернокожих, сегрегацию в северных городах и жестокость полиции. Поскольку активисты "Черной силы" конца 1960-х - начала 1970-х годов критиковали деятельность полиции как систематический расизм, заключенные обращались к таким группам, как Партия черных пантер, чтобы привести коллективные аргументы в пользу того, что тюрьмы и полиция действительно являются насильственными инструментами господства белой расы. В 1960-1970-е гг. заключенные выдвигали конкретные требования по улучшению условий жизни и труда, которые в целом были плачевными, и одновременно заявляли, что как люди, находящиеся под полным контролем государства, они имеют право на конституционную защиту как граждане и основные права человека. В национальном масштабе восстания в тюрьмах повторяли городские волнения конца 1960-х годов: в 1967 г. произошло пять восстаний в тюрьмах, в 1968 г. - пятнадцать, в 1970 г. - двадцать