Вершитель, оглядев тяжелым взглядом членов Совета, негромко проговорил:

— Вы уже знаете, что сегодня утром член Совета, трижды посвященный Рыкун из стаи восточных медведей, остановил свое сердце. Однако вам не известно, что за несколько минут до этого он связался со мной и сообщил, что он преступил кодекс посвященных.

Члены совета молчали, но по быстрым взглядам, которыми они мгновенно обменялись, Вершитель понял, что эта новость действительно была для них весьма неожиданной. Дав им несколько секунд на то, чтобы понять и принять это известие, он продолжил:

— Я предложил Рыкуну выйти на Совет с покаянием и принять то наказание, которое Совет на него наложит, но он отказался. Он принял решение покинуть этот Мир и просил, чтобы… к-хм… чтобы Совет не слишком его позорил… Я думаю, он не хотел, чтобы о его преступлении стало известно в стаях.

Вершитель замолчал, и на несколько секунд в зале повисла тишина. А затем один из членов Совета так же негромко спросил:

— А как тогда мы объясним людям столь ранний уход из Мира трижды посвященного?

Вершитель медленно повернул голову в сторону спрашивающего, его взгляд стал тяжел, от уголков губ пролегли глубокие складки.

— А разве мы обязаны что-то кому-то объяснять? Мне кажется, достаточно будет просто сказать, что трижды посвященный сам принял решение покинуть Мир. Это ведь так и было! Или кто-то из нас хочет, чтобы многогранные думали, что среди трижды посвященных есть клятвопреступники?

Теперь тишина звенела в зале гораздо дольше — членам Совета было о чем подумать! Впервые в истории Совета один из его членов преступил кодекс! Вернее, впервые сам преступник сознался в этом!

— Если по этому вопросу возражений нет, перейдем к следующему, — произнес наконец Вершитель, и по его тону нельзя было угадать, доволен ли он таким согласием или ожидал более сложного разговора.

— В соответствии с нашими обычаями и законами мы должны объявить об открытии вакансии в составе Совета посвященных. Но времени на подготовку к третьему посвящению у возможных претендентов осталось очень мало — всего несколько дней… Какие будут мнения?..

— Совет должен выполнять законы и обычаи, — негромко и спокойно проговорил трижды посвященный Остин, — мы не можем отступать от них сами, если требуем беспрекословного их выполнения от других!

— Уважаемый Остин говорит так, потому что его ученик готов к первому испытанию третьего посвящения, и у него нет соперников… — раздался голос из другого конца зала.

— И хорошо бы разобраться, почему дважды посвященный Ратмир принял решение готовиться к испытаниям третьего посвящения, когда вакансии в Совете не только не было, но ее появление даже не предвиделось!

— Я не понимаю вас, уважаемые Шавкан и Варяг, — узнал говоривших Остин, — в чем вы собираетесь разбираться?! Ратмир рискнул и угадал… А может быть, он даже точно знал, что такая вакансия будет, но требовать от него открыть источник его знания мы не имеем права! И потом, не в первый раз на вакансию в Совете будет претендовать всего один соискатель — сам покойный ныне Рыкун прошел третье посвящение без конкурентов после весьма странной и неожиданной гибели трижды посвященного Витовта!

— Но Рыкун не готовился к третьему посвящению, он объявил о своем желании пройти его только после того, как открылась вакансия! — чуть повысил голос Шавкан. — А восточный волк заявил, что начал подготовку, получив прямое указание своего умершего родственника! Согласитесь, весьма необычная причина!

— А чем эта причина необычна? — неожиданно подал голос трижды посвященный Волкан из стаи северных росомах. — Мне помнится, Рыкун готовился к третьему посвящению, и его проводником был уважаемый Шавкан…

— Рыкун не готовился к третьему посвящению! — повысив голос, прервал его Шавкан.

— Готовился, готовился… — спокойно повторил Волкан. — И подготовку эту он начал после того, как какой-то захолустный оракул предсказал скорую смерть одного из членов Совета. Рыкун мне сам об этом рассказывал, когда мы однажды заспорили о достоинствах различных оракулов.

— Мы не о том говорим! — неожиданно вмешался в разгорающийся спор Вершитель. — До ночи первого испытания осталось всего восемь суток, будем мы объявлять об открытии вакансии сейчас или, немного задержав объявление, дадим возможность подготовиться нескольким претендентам?

— По закону и обычаям мы должны объявить об открытии вакансии в трехдневный срок после безвозвратной потери одного из членов Совета, — ровным голосом проговорил Остин. — Я не вижу достаточно серьезных причин для нарушения этого закона… Я вообще не знаю таких причин!

Последнее предложение он произнес с некоторым нажимом, внимательно оглядывая своих товарищей по Совету посвященных.

— Кто считает, что такие причины есть?.. — спросил Вершитель.

В зале снова повисла тишина, она длилась и длилась, никем и ничем не нарушаемая, пока снова не прозвучал голос Вершителя:

— Значит, официальное объявление об открытии вакансии в Совете посвященных будет сделано послезавтра!

Спустя восемь суток, в час Волка, у входа в Звездную башню университета остановилась легкая двухколесная повозка, запряженная старой лошадью. На козлах сидел сгорбившийся мужчина в длинном темно-коричневом плаще, капюшон которого закрывал его голову и частично лицо. Минуту спустя из дверей башни двое служек вывели высокого, судя по осанке, молодого еще мужчину, одетого в обычную темную хламиду дважды посвященного волхва, его глаза были завязаны темным платком. Служки помогли ему забраться в повозку и тут же вернулись в башню, а возница тронул поводья, давая знак лошади. Та тряхнула головой и медленно двинулась с места — повозка, несмотря на свою легкость, явно была для нее тяжеловата. Тем не менее лошадь вывезла ее с территории университета и покатила по главной улице Лютеца в направлении южных ворот. Возница продолжал, все так же сгорбившись, сидеть на козлах, и лошадь тащилась сама, без понуканий и указаний человека. Улица была пуста, хотя время было еще не позднее, и на соседних улицах народ привычно шел по своим делам. Казалось, жители города знали о медленно тянущейся прочь из города повозке и старались не попадаться ей навстречу.

Повозка миновала городские ворота, и ее колеса перестали грохотать по булыжникам мостовой, съехав в дорожную пыль. В полной тишине она двигалась по этой дороге около часа, вечер незаметно перешел в ночь, облака немного разошлись, и сквозь них проглянули самые яркие звезды. Дорога пошла немного под уклон, и, видимо, поэтому лошадь пошла чуть быстрее. В этот момент возница, словно проснувшись, вдруг заговорил. Не поднимая головы, он бормотал тихо и монотонно, словно плел некое странное заклинание или вслух делился своими мыслями с быстро темнеющим облачным небом:

— Ночь, конечно, длинна, но и она проходит, как проходит все в этом Мире… И не надо ее торопить, не надо считать минуты — время тем быстрее, чем меньше внимания на него обращаешь. И еще надо помнить, что от часа Вепря до часа Жаворонка — время видений и призраков, ангелов и демонов, время сомнений… И кто посетит тебя в этот час — неизвестно, перед некоторыми именно в это время приоткрывается завеса Иной Жизни. Правда, не каждый может осознать то, что ему открывается, принять то, что, возможно, противно обычным человеческим чувствам… Но мы ведь так мало еще знаем об этом Мире, об этой Жизни… о Добре и Зле и о личинах, которые они принимают… И потому не надо торопиться с выводами, не надо прежде времени отваживаться и страшиться, радоваться и горевать…