он втайне хотел) не удалось. Данила с дружиной уже ушел к Дмитрову. Федора встретил давешний боярин, Протасий-Веньямин:

– Скажи великому князю, что выступаем! Не умедлим ужо.

Тут все было в шевелении. Сотни саней грудились в крепости и у стен. Гомон гомонился. На разъезженном, рыжем от конской мочи снегу хлюпали копыта, проносились легкие боярские рысаки и тяжело скакали рабочие упряжные кони. Грузили и увязывали припас – москвичи собирались домовито. Пока Федор путался по Москве, на его глазах две рати с обозами ушли по Волоколамской дороге, на Ржеву и Серегерский путь, а третий обоз – по Дмитровской, вдогон князю.

– Ты тоже скачи через Дмитров, догонишь князя дорогой! – посоветовал боярин, и Федор, убедясь, что московская рать уже выступила, поскакал.

Его бродячая верхоконная служба порядком надоела ему. Минуло то время, когда Федор с жадным любопытством подъезжал к незнакомому городу, теперь все казалось уже одинаково, и, прикидывая, что Митрий Саныч с ратью уже подходит к Твери и там, в Твери, ему и нужно ловить свой полк, Федор беспокоился лишь об одном: не отобрал бы кто из бояр дорогую отцову бронь, что была оставлена им в обозе.

Он не успел, как чаял, в один день доскакать до Дмитрова, задерживали идущие той же дорогою московские ратные обозы, и когда прибыл в Дмитров, Данила Лексаныч с дружиною уже ушел оттуда, и Федор, мало передохнув и покормив коня, поскакал дальше, в сугон за князем, к Твери, хотя ясно было, что торопить Данилу уже теперь незачем, поскольку Дмитрий встретит брата прежде, чем его догонит грамота, которую везет Федор.

Была смутная надежда поговорить с Данилой Лексанычем о войне и «обо всем об этом» – и, разумеется, смешная. Он только мельком видел Данилу, закованного в броню, под шубой и в шлеме с низко надвинутым налобником. Князь проверял строй дружины, и все были тоже в бронях. «Учит!» – понял Федор, потому что никаких новгородцев под Тверью быть не могло. К Даниле, конечно, оказалось не подступиться.

Уже поколесив по Твери, огромной, растянувшейся, строящейся, Федор ощутил глухую тревогу. Обилие лабазов, лавок, ряды торговых клетей, неохватные скопища амбаров, житниц, гостиные дворы, пристани – все уже виденное, но как-то впервые осознанное – являло растущую силу Твери. И в том грозном розмирье, когда и Ростов колебался, и волжские города Андрея готовы были отпасть, и Новгород уже встал на дыбы, это спокойствие великого города казалось каким-то недобрым и неправдошным. Федор знал, что Святослав Тверской не ладит с мачехой, Ксенией Юрьевной, и что всю семью Святослава унес недавний мор, а Ксения растит двух Ярославовых дочерей и младшего, родного ей, сына Михаила… Кто тут у них набольший? Князей, слышно, чествовала Ксения… Пока о Твери, впрочем, всего больше говорили не в Переяславле, а в Новгороде. Тверь перехватывала новгородскую торговлю с Низом, и тверской гость в Новгороде вызывал раздражение.

Федор догнал свой полк под Торжком. Ратная служба оказалась тяжелее должности гонца, как он убедился сразу же. Там Федор был сам себе господин, здесь же навалилось забот, что в обозе, с утра до вечера, да еще ратные ученья. Приходилось скакать в строю, вздев отцову бронь, с непривычной скользящей тяжестью на плечах. По неумению он плохо подвязывал кольчугу и первые дни, пока не объяснили старшие ратники, мучался оттого, что скользкая железная рубаха елозила по телу, при наклонах перевешивая Федора, так что он едва удерживался в седле. Зато на привалах, по вечерам, когда заходила речь о войне и спорах княжеских, Федор, навидавшийся всякого, брал верх, и его объяснения даже бывалые ратники слушали, раскрыв рты.

Мало кто знал, оказывается, что спор с Новгородом у князя Дмитрия начался из-за посадничьих прав и суда (ратники думали, что из-за ордынской дани). Новгородские бояре требовали посадничьей печати на судебных грамотах и независимо от княжеского тиуна торгового суда. А это уже ударяло по великокняжеским доходам и самой власти Дмитрия. Сверх того, совет старейших бояр от пяти концов добивался права выбирать посадника самим, без воли князя. С этим вместе решался и вопрос о землях низовцев на Новгородчине.

Споры вспыхнули с особою силой недавно, когда новгородцы прослышали о ханском ярлыке Андрею (об этом, впрочем, даже и Федор еще ничего не знал). Тут уже Дмитрий не стерпел и своею волей сместил посадника Михайлу Мишинича, вызвав возмущение всего города, и отшатнул от себя Славенский конец, который до сих пор поддерживал князя против бояр Прусской улицы и Загородья. И не помогло делу то, что новый посадник, Смен Михайлов, с которым князь Дмитрий тесно сдружился в Ладоге, тоже был со Славны. Смен, когда Дмитрий того меньше всего ожидал, перекинулся к восставшим. Посольство архиепископа тоже не помогло, да и мало годился новгородский архиепископ на роль миротворца, ибо ему передавались по новым уложеньям многие земли по Ваге и Двине и доходы с владычного суда по всему Северу. Как только умер митрополит Кирилл, смирять страсти и вовсе стало некому. Возможно, переговоры с архиепископом Климентом еще и привели к какому-нибудь соглашению, но тут новгородские бояре Дмитрия уже сами потребовали войны. Поземельные решения Новгорода задевали и их тоже. Новгород налагал руку на все вотчины отъехавших ко князю бояр, а у Гаврилы, у Миши Прушанина и у иных прочих имелись свои земли под Новгородом. И война возгорелась.

Морозы лютели. Железо – не тронь, намертво прилипало к рукам. Белый пар подымался от дыханий. Морды лошадей, усы и бороды ратников – все было в белом инее. Ременная упряжь дубенела на морозе. Чтобы затянуть супонь, ее прежде отогревали в руках. На ночлегах, кто не попадал в избы, всю ночь жгли костры. Высокое небо в неправдоподобно больших звездах, черно-серебряный снег, и гулкие выстрелы трескающихся на морозе дерев.

Дмитрий медлил, боясь измены Андрея, но наконец подошла и городецкая рать, правда, в меньшем числе, чем было обещано братом. Псковский воевода, князь Довмонт, зять Дмитрия, тоже обещал помочь, хоть псковичи и уперлись, не желая идти войной на «старшего брата». На всякий случай Дмитрий остановил рать на Шелони, перекрывая псковскую дорогу, и разослал отряды в зажитье для грабежа Новгородской волости.

Вскоре прибыло посольство от новгородцев во главе с архиепископом. Новгородцы уступали князю, просили только торгового суда. Выгадывала, в общем, Торговая сторона со Славной во главе и славенские бояре. Дмитрий поупирался еще, в чем-то уступил, в чем-то уступили новгородцы, которым тоже нужна была низовская торговля, и наконец поладили. Часть ратей возвращалась назад, грабежи были прекращены, Новгород