– Но ты сказал «моей», ты не сказал «нашим»!

– Господи, какой же ты ещё ребёнок!

Глеб был очень хорошим, во всех смыслах положительным молодым человеком. Он заботился о Поле. Из каждого рейса ей привозился ворох тряпья и всякие приятные мелочи. Он не перестал выгуливать её в рестораны, он заботился о семейном быте. И он был идеальным мужем. Идеальным для любой другой, но не для такой дуралейки, как третьекурсница Романова.

После того как она выспалась и бытовой комфорт стал незаметен, как воздух, которым мы дышим, ей стало невыносимо скучно… Институт – дом – уроки. А что дальше? Удачное распределение. Родить ребёнка. Работа. Вторая категория, первая категория, высшая категория. Возможно – аспирантура, клинординатура, докторантура. Кандидат наук. Доктор наук. Доцент кафедры. Или даже профессор. Ребёнок подрастает («Дети?! Ужас! Глеб, давай я закончу институт!»). Ребёнок вырастает. Семейные праздники. Глеб – капитан. Она – врач. Жизнь расписана до самой могилы. Тоска… И он всё такой же – спокойный, уравновешенный, умеренно пьёт, совсем редко курит, правильный, умный. Тоска зелёная. Тоска солнечная. Тоска жёлтая. Тоска белая. Мелькают новые года и прочие красные дни календаря.

У Глеба был совсем другой взгляд на жизнь. Он, по всей видимости, любил Полину. То, что люди называют «любил». Она встраивалась в его жизнь. Она была красива, умна и полностью соответствовала его представлениям об идеальной женщине. Немного с придурью, но это лишь добавляет ей шарму. А что из рейсов не встречает и не соображает, куда и как и когда звонить, – так то приходит с опытом. «Жена моряка» – это профессия. Ей научаются постепенно.

Заниматься любовью с ним было очень приятно. Вот, пожалуй, только в постели ей с ним и было хорошо. Потому что та ровная жизнь, что устраивала его, Полину начинала бесить.

И к тому же Тигр. Он не смирился с новым жильём. Так наивно полагала Полина. На самом деле Тигр не смирился не с новым жильём, а с Глебом. Потому и драл диваны и кресла, метил все его вещи, опрометчиво оставленные на стуле или на кровати. Тигр выводил Глеба из себя. Полину выводило из себя то, что Глеб мог дать коту пинка. Как только Глеб уходил в рейс, Тигр становился паинькой и ничего не царапал, не рвал и мимо лотка не промахивался.

– Тигр! Не будь свиньёй! – выговаривала Поля коту, прогуливающемуся по узенькому подоконнику квартиры на Пятой Фонтана. Ну, не такому уж узенькому, конечно же, но не такому широченному, как подоконник комнаты в коммуналке.

– Мрррр! – выводил Тигр и делал вид, что совершенно не понимает, о чём речь.

– Ну, прошу тебя! Ты же специально всё это делаешь именно тогда, когда приходит Глеб! Это, между прочим, его квартира! А ведь он мог бы и не согласиться на твой переезд. Он женился на мне, а не на тебе, в конце концов!

Тигр поворачивался к Полине спиной и делал вид, что он кошка-копилка и просто тупо смотрит в окно. На самом же деле он размышлял о том, какие люди кретины – даже самые лучшие из них. Что значит «не согласиться на твой переезд»? Не согласиться на переезд твоего кота – это всё равно что не согласиться на переезд твоей, например, руки. Он же женился на тебе, а не на твоей руке! Эх, чего-то старый разбойник, пропавший без вести на складах порта, не знал о людях. Вот, кстати, а как оно у людей? Как люди узнают друг в друге своего человека? У них же нет никакой тайны имени. Они все, как правило, уже имеют имена, данные им просто по факту их рождения. Вот поэтому они, бедняжки, и мучаются.

– Ты обещаешь мне вести себя как приличный кот, когда Глеб придёт из рейса?! – Полина подходила к Тигру и брала его на руки. – Вот и договорились!

Но как только Глеб приходил из рейса – всё начиналось сначала. Тигр не чувствовал себя виноватым. Ни капельки. Он ничего такого не обещал и ни о чём с Полиной не договаривался. А уж что она там себе навыдумывала – так то её проблемы.

То, что Глеб «плавал», и то, что Полина не испытывала к нему той самой единственной любви, давало ей право ничего не менять в своей жизни. Она продолжала изредка встречаться с Сергеем, что починил ей такую когда-то любимую турецкую сумку. Он был очень мил, галантен и остроумен. И где-то же надо было выгуливать то новые джинсы стрейч (ни у кого на курсе!), то новые ботинки. Да и вообще, судя по всему, формат «встречи с мужчиной» нравился Полине куда больше, чем – «с мужчиной под одной крышей». Весь такой холёно-лощёный Глеб после свадьбы начал при Полине, простите, пукать. Её это даже как-то шокировало. А его шокировало то, что её это шокировало. В её представлении испускать газы можно было только в специально отведенных для этого местах. Ну, или детям и животным. Но чтобы взрослый красивый мужик, которому так идёт эта белая с золотом форма, вот так вот запросто, сидя на диване перед телевизором, в очках и с очередной газетой, взял да и громко испортил воздух?!. Нет. Это никак не помещалось в сознании. Хотя не в императорских покоях выросла. А в обычной квартире обычного дома в обычной семье. Ненормальная! Да, люди пукают, сморкаются, и вообще, когда они живут под одной крышей – всё можно! Или вот, например, её ужасно смущало то, что опять-таки ни капельки не смущало Глеба, – заниматься любовью во время тех самых пресловутых месячных. Как-то раз он, пришедши из рейса, тут же вознамерился потащить молодую жёнушку в спальню.

– Глеб! Мне сейчас нельзя! – смутившись, сказала Полина.

– Почему это?

– Ну, у меня эти… Ну то, что у женщин раз в месяц…

– Ну и что?! – искренне удивился он. – И кому и когда это мешало? Ты вроде как и не студентка медицинского института! Жена ты мне или не жена?

Жена-то жена, да только всё удовольствие было испорчено мыслями о… как бы сказать поинтеллигентнее… о некрасивости происходящего. Хотя и полотенце роскошное махровое он постелил («Ой, а вдруг не отстирается?!»), и ласков, и заботлив был, как обычно. Но Поле было неловко.

«Похоже, мои родители жили как-то совсем иначе! И из меня сделали законченную ханжу. У нас в доме никто никогда и ни при ком шумно не испускал газы. Никто и никогда не знал, какой у мамы или, там, у меня день цикла… И… И наверное, надо или очень сильно любить, или очень сильно не любить друг друга, чтобы всё это делать. Или не делать. Ерунда какая-то! Это же одно и то же, да?.. Ты просто идиотка, Полина!»

Кстати, об этих дурацких газах. Не совсем о них. Точнее – и о них, и о прочих газах бытия.

Полина дружба с Вольшей возобновилась. Когда Ольга решила, что Кирилл Змеевик достаточно прикипел к ней (или к тем возможностям, каковые бы возникли для мальчика из Житомира, женись он на ней), она как-то заявилась к Полине в гости с, собственно, Кириллом, Второй Ольгой – Селиверстовой – и Нилой Кот. В комнату коммунальной квартиры. Поля зла ни на кого и никогда долго не держала – и потому искренне обрадовалась гостям, и как раз один из пакетов Глеба ещё не успели сожрать собратья-соседи. И вот посреди воссоединительного чаепития тот самый Кирилл вскакивает и делает: «Бах! Бах!!!» – как мальчишки после кинотеатра, изображающие «А тут он его – бздыщ-тыдыщ!».