– Пал Палыч, оставьте нас! – загородила собой пленника Урванцева. – Он еще сам не понимает, в какое дерьмо вляпался.

Князев в бешенстве потоптался, пошел к двери, но вдруг резко вернулся, Урванцева и Чупаха не успели перехватить его. Он со всего маху заехал Скляренко по лицу, тот кувыркнулся, как тряпичная кукла, упал за тахту.

– Это рукоприкладство! – поднимаясь и утирая кровь из носа, заныл Скляренко. – Незаконно держат, бьют. Вы все свидетели.

– Я ничего не видела, – сказала Урванцева. – А ты, Чупаха?

– Не-а, не видел. Иди, Пал Палыч.

Тот, подавив желание еще раз врезать П. Ржевскому, выскочил из комнаты. Урванцева не села, а подошла к Скляренко, который вернулся на место, немного ближе, давая понять, что не настроена на долгие переговоры:

– Я была права, двум корреспондентам из одной газеты такие дела не поручаются. Грязный пиар на Князева – это ваша инициатива, а не главного. Он лишь подхватил идею, ведь в нашем городе свобода слова распространяется лишь на того, кого травят. Итак, П. Ржевский, кто вам дал задание и сколько заплатил?

Скляренко еще ниже опустил голову.

– Да что с ним тары-бары разводить, – нарочито зевнул Чупаха. – Везем его в СИЗО, там ему быстро захочется рассказать все, даже то, чего он не знает.

– За что в СИЗО? Я не преступник, вы не имеете права… – проблеял Скляренко, покрывшись испариной. Он поднял голову и посмотрел умоляюще, но от гадюкиной дочери жалости не дождался.

– Имеем. Князева заказали, мы узнали об этом и приняли меры, организовав фиктивное покушение. А вы, получается, участник заговора против него. И вы не докажете, что очутились в парке случайно. Теперь понимаете, на сколько потянет ваш срок?

Услышав фактическое обвинение, Скляренко покраснел, как килька в томате.

– Какой срок! – отчаянно закричал он. – Я не покушался на Князева, это уж извините-подвиньтесь, я только снимал его…

– Снимали? – Урванцева почуяла, что он сдается. – И снимали как раз во время покушения. Откуда вы знали, что именно тогда надо было снимать?

– Я следил за каждым его шагом… Клянусь, я не знал о покушении, это случайно вышло… я совсем не думал, что так… Хорошо, скажу. Меня попросили…

– И заплатили, – дополнила она.

– Да, заплатили… Это моя работа!

– Кто?

Она его додавила, не оставив ему выбора…

33

Урванцева с утра пыталась правильно рассчитать время, не упустить его. Это нелегко ей давалось, потому что даже самый верный расчет не исключает ошибки, а ошибка может привести к провалу.

– Лена, надо сегодня, сейчас брать заказчика, – настаивал Чупаха.

– Гриба упустим, – в раздумье ответила она. – Он насторожится, затаится, вернется из Хургады в свой ЧОП и станет жить припеваючи, а взять нам его будет не за что. Он ведь Сайкадзе, а не Гриб. Показания Бомбея ничего не значат без прямых улик. Те, кого мы взяли в клинике, в любой миг могут отказаться от показаний из страха перед ним при очной ставке.

– М-да, «Ринг» работает открыто, кажется, мужики там и не подозревают, кому служат.

– Тем не менее «Ринг» приходил с представителями «Форсинга» захватывать завод, – вздохнула Урванцева.

– Но на штурм они не пошли, – возразил Чупаха. – Неплохо Гриб обосновался. В банях черными делишками занимается, а в «Ринге» чист как стеклышко. Там он Гриб, здесь он Сайкадзе.

– Кстати, о банях что слышно?

– Крутим. В «Шаечке» всех будто моль поела, только уборщики слоняются. Обыск ничего не дал, ни видеокамер, ни признаков разврата, ни оружия – ничего нет. Подвал, выложенный кафелем, есть, но пустой. В «Стамбуле» работники на месте, все наняты якобы хозяином бани, а хозяин фиктивный. Лена, у нас есть записка Спартака, признание Скляренко, я считаю, пока не поздно, надо брать, а там и Гриба сдаст…

– Нет, нет и нет, – упрямо мотнула головой Урванцева. – А если не сдаст? Посадим на хвост заказчику оперативников, будем вести днем и ночью. Мне нужен Гриб, и желательно с поличным. А пока я переговорю с этой рациональной истеричкой.

– Как хочешь, но я бы…

– Чупаха, ты зануда, – сказала она шутливо, выходя из-за стола.

Галина не сразу пустила к себе Урванцеву, хотя, конечно, узнала ее и без удостоверения, но для проформы изучила фото, после осведомилась:

– А вы по какому поводу?

– Разве милиции не о чем поговорить с женой пропавшего загадочным образом Князева? – уклончиво ответила Урванцева.

– Проходите, – нехотя распахнула дверь Галина. – Только я должна скоро уйти, мне к двенадцати на собеседование.

– Вы устраиваетесь на работу? – опускаясь в кресло, поинтересовалась Урванцева.

– Устраиваюсь, – мученически вымолвила Галина и присела на край дивана, давая лишний раз понять, что времени у нее в обрез.

– Вы, кажется, никогда не работали?

– Не приходилось. Но когда-то же надо начинать. Так трудно привыкнуть, что тебя оценивают как товар на ярмарке.

– Вы что-нибудь слышали о Пал Палыче?

– По-моему, этот вопрос я должна вам задать, – дерзко сказала Галина. – Ну, хорошо, отвечу: мне ничего не известно о нем.

– Скажите, из-за чего у вас возникла размолвка с мужем?

– Откуда вы знаете? Клим доложил? Верьте ему больше…

– Я сужу по интервью, – перебила ее Урванцева.

– Ой, ну злая я на Князева была. Он же стал психопатом, ничего не скажи, не посоветуй, все в штыки воспринимал.

– А что вы ему говорили?

– Странный вопрос! – нервно сказала Галина. – Разве вы никогда не ссорились с мужем? Не знаете, что в запале говорится самое неприятное?

– А как же, ссорилась, – призналась Урванцева, скупо улыбнувшись. – Но я не делала свои ссоры достоянием города.

– Потому что вы не на виду. Я жена Князева, который высоко взлетел и со свистом пикирующего самолета начал падать, на меня и кинулись стервятники… Один раз я побывала на собеседовании у старого маразматика, которому не понравилось, что я, секретарша, буду ездить на дорогой машине, а на следующий день я уже прочла, как меня прокатили! Желчью изошли, подонки, как будто счастливы, что я очутилась в унизительном положении и ищу работу.

– Жалеете, что дали интервью?

– Какая теперь разница? Князев неизвестно где, думаю, его уже нет в живых, а мне надо позаботиться о себе, несмотря ни на что.

– Хорошую работу найти трудно. Куда вы намерены устроиться?

– Да хоть к черту в услужение! – Галина закатила наполненные слезами глаза к потолку, она считала себя незаслуженно обиженной.

– Хотелось бы вам помочь, да не знаю – чем.