От того, как это было сказано, стало жарко. Орман смотрел на меня, не таясь: энгерийские джентльмены не смотрят так на леди и мисс, интерес в их взглядах всегда завуалирован вежливостью. Подобные взгляды – скользящие по губам, ласкающие и откровенные, заставляющие кровь быстрее бежать по венам, скорее уместны не в самых приличных домах. А я, наверное, не самая приличная мисс, потому что мне это нравилось. Нравилось видеть в его глазах не отражение чопорной благопристойности, а желание.

– Я не поблагодарила вас, – сказала тихо. – За то, что спасли мне жизнь.

– У меня были в этом свои корыстные цели. – Орман устроился на краю кровати рядом со мной.

– Какие же?

– Например, увидеть, как ты улыбаешься.

Он чуть подался вперед, коснулся пальцами моего лица.

– Но от благодарности я бы не отказался.

– С нее началось наше знакомство, – хмыкнула я и убрала его руку.

– Пусть ей оно и продолжится.

– В таком случае я благодарю вас, месье Орман.

– Всегда пожалуйста, мисс Руа.

От такого официального обращения не выдержала и улыбнулась.

Мы смотрели друг на друга, и я вдруг отчетливо поняла, что хочу, чтобы оно продолжилось. Действительно хочу узнать его настоящим. Увидеть его без маски.

Не Пауля Ормана, а Эрика.

– Мне бы хотелось начать обучение со следующей недели, – сказала я и потянулась к договору. – Но прежде нужно внести пункты, которые мы с вами оговаривали.

– Разумеется.

– Разумеется – что?

– Мы внесем все оговоренные пункты и начнем обучение со следующей недели.

Что это он сегодня со всем соглашается?

– Хм…

Взяла брошку и покрутила ее в руках. Тяжелая, старинная… Интересно, Орман любую вещь может превратить в артефакт? И я тоже смогу? Хотя вряд ли, магия смерти – не та сила, с помощью которой стоит создавать артефакты. Мысли о пугающей сути темной магии немного поумерили мой энтузиазм.

– Вы говорили, что я могу представлять опасность для окружающих. Что, если я просто не успею воспользоваться этим?..

– Успеешь. – Орман сунул руку в карман и достал перстень.

Массивный, тяжелый: золото заключало в себе удивительный, ни на что не похожий камень. Не присматриваясь, я бы сказала, что это сапфир, но стоило перстню лечь мне в ладонь, как камень начал стремительно светлеть, словно раскаляясь, на нем отчетливо проступили черные прожилки. Я вскрикнула, украшение выпало из моей ладони на покрывало.

– Что это?!

– Не бойся. – Он мягко взял мою руку и надел перстень мне на палец, после чего камень чуть посветлел вновь. – Это алаэрнит. Камень мага. Его используют, когда магия нестабильна, или в начале обучения. В детстве и юности я носил его, не снимая, чтобы знать, когда магия начинает набирать силу.

– То есть сейчас во мне магия набирает силу?

– Нет, сейчас она в тебе спокойна. Если начнутся волнения, алаэрнит будет светиться, если возникнет угроза – почернеет. Но последнего лучше не дожидаться.

– А почему он не реагирует на вас сейчас? Вы же очень сильный маг.

– Это моя особенность, Шарлотта. Поговорим о ней позже.

Позже так позже. Того, что случилось, и того, о чем мы с ним разговаривали, мне надолго хватит. Думать, думать и думать, удуматься можно.

– Я попрошу Тхай-Лао подать завтрак. Пока ты будешь есть, переделаю договор.

– Прямо здесь? – уточнила я.

– Да.

Было в этом что-то неправильное: завтракать и смотреть, как Орман составляет новый договор. Он сидел вполоборота ко мне, от чашки с кофе к нему тянулся дымок. Чернила, которыми он писал, напоминали мерцающее ночное море. Магические.

Магия.

Странно было думать, что скоро она станет частью моей жизни.

Скоро моя жизнь изменится окончательно, хотя… пожалуй, уже изменилась.

Договор я перечитала за чаем (к счастью, в этом доме он тоже имелся). Надо отдать должное, такой насыщенный и ароматный, какого мне никогда раньше пить не доводилось. Неудивительно, в общем-то: Иньфай – родина чая, а у моего учителя в дворецких, поварах и всех остальных, кажется – иньфаец. После того, как Орман принес второй экземпляр (его я тоже перечитала на всякий случай), осталось последнее. Поставить подпись.

– Одолжите мне свои чудо-чернила? – поинтересовалась я и кивнула на магическую баночку и перо на подставке.

– Это делается немного иначе, Шарлотта.

Орман раскрыл футляр, внутри которого, в металлическом саркофаге, сверкнула игла.

– Ой, – сказала я, когда он в то же мгновение проколол себе палец.

Сорвавшаяся на лист капелька крови вспыхнула изумрудным сиянием и собралась в подпись. В самую настоящую подпись, внутри которой мерцали искры. То же самое произошло со вторым экземпляром, хотя к нему Орман даже не притронулся.

Прежде чем успела опомниться, по игле уже пробежало зеленое пламя, раскаляя и тут же остужая.

– Дай руку, Шарлотта.

– Нет! – взвизгнула я и начала отползать в подушку.

– Это не больно.

– Я вам не верю!

– Шарлотта, – он улыбнулся, – ты что, боишься одной маленькой иголочки?

– Ничего себе маленькой! – сказала я, глядя на то, что он сжимал в руке. – Да это же жало слона!

– У слонов не бывает жала.

– Вот если бы было, оно бы было такое, – заявила я и сунула руки подмышки. – На такое я не подписывалась! Нет! И вообще, почему нельзя обойтись без договора?

– Потому что ты очень любишь гарантии. – Орман протянул мне руку. – Обещаю, больно не будет.

Под его взглядом закусила губу и медленно вложила пальцы в его ладонь.

Больно действительно не было: я почувствовала лишь прикосновение, легкое и незначительное, а в следующий миг на договоре уже вспыхнула моя подпись.

Ой-й-й…

– Ну вот и все. Давай договоримся, что во время обучения ты будешь называть меня Эрик.

– Чем вам месье Орман не угодил?

– Когда это произносишь ты, я чувствую себя слишком… месье.

Он отошел к столу, где остались письменные принадлежности, и вернулся ко мне с листочком бумаги. Я пробежала его глазами и нахмурилась, увидев незнакомый адрес.

– Что это? – недоумевая, взглянула на Эрика. – Там мы будем заниматься магией?

– Нет, Шарлотта, – он улыбнулся. – Там твой новый дом.

Эпилог

Зеркало отражало какую-то совсем незнакомую меня. Волосы были разделены пробором, чуть приподняты и собраны на затылке. Свободные пряди, стекающие на плечи и грудь, уложены крупными локонами. Смотреть на себя такую было странно, еще более странно было видеть себя в платье с витрины модного дома мадам Гренье. Малахитовый цвет придавал достаточно смелому фасону утонченности, а пышные полупрозрачные рукава – легкости.