— Ты кто? — спросил Эперит.

— Друг, — ответила фигура, и пораженный Эперит понял, что это женский голос.

Она вошла в круг оранжевого света, отбрасываемого огнем. Теперь ее можно было узнать.

— Клитемнестра!

— Я принесла твое оружие, — объявила женщина, бросая щит его деда на кучу хвороста, который Эперит собрал для поддержания огня. Туда же полетели и его копья, издав звон, а вскоре за ними последовал и бронзовый меч, который ярко заблестел в свете огня. Последним оказался кинжал, подаренный Одиссеем, но его Клитемнестра передала через костер. — Ты же знаешь, Эперит: воин без своего оружия — ничто.

Эперит бросил горящую ветку назад в огонь и с удовольствием забрал кинжал из протянутой руки женщины. Впервые с тех пор, как ему пришлось сдать оружие на дворцовом оружейном складе Спарты, воин почувствовал себя полноценным мужчиной. Он осознал свою независимость, возможность защищаться или навязывать свою волю другим силой оружия. Он снова был человеком, способным делать и говорить то, что хочет. Юноша был свободен, и эта свобода связывалась только волей богов и его собственным кодексом чести.

Эперит поблагодарил женщину, убирая кинжал за пояс.

— Я заодно принесла еды, — объявила Клитемнестра, вручив ему небольшой шерстяной мешок.

Она развернулась к костру, чтобы согреться, к ней присоединился и изгнанник.

— Еще раз благодарю, — сказал он.

— Это самое меньшее, что я могу сделать. В эти месяцы ты был мне прекрасным другом и позволял загружать тебя моими проблемами.

— Но откуда ты узнала, где меня искать?

— Я обладаю способностью проникновения в суть вещей — интуицией, которая есть лишь у очень немногих, — ответила она, напряженно вглядываясь в языки пламени. — Существуют боги более древние, чем олимпийцы, Эперит. Они способны наделить своих последователей силой, о которой забыл остальной мир. Они и подсказали мне, что ты прячешься здесь.

Юноша задумался, не эти ли таинственные силы помогли ей выскользнуть из города незамеченной, без коня и тележки, на которых можно было бы доставить сюда его тяжелое оружие. Ведь она со всем этим грузом поднялась на гору. Но что-то внутри него подсказало, что не следует больше задавать вопросы — возможно, из страха получить прямой ответ. Глядя на усталое и не по возрасту мудрое лицо Клитемнестры, молодой воин понимал: в этом мире есть кое-какие вещи, которые лучше не знать.

— Мне известно, что две ночи назад ты находился вместе с мирмидонянином Пейсандром, поэтому не мог гостить у Пенелопы.

— Если это так, то смогла ли ты благодаря своему дару выяснить, кто именно был у Пенелопы? — спросил Эперит.

— Нет. Мой дар — это меч с обоюдоострым лезвием. Мне открываются многие вещи и дается мощное знание, но кое-что опускается. Однако тут и не нужен особый дар, и без того ясно, кто именно был с Пенелопой в ту ночь.

— Может, Агамемнон? — спросил Эперит, неловко пытаясь отвести подозрения Клитемнестры от истинного виновника. Чем меньше людей знают правду, тем в большей безопасности окажется Одиссей. — Ты мне говорила о его частых изменах…

Клитемнестра только усмехнулась.

— Агамемнон спит с моей матерью. Он заходит к ней каждый вечер, пока Тиндарей председательствует на пиру, а затем снова возвращается, пока ни у кого не успели возникнуть подозрения. Кроме того, я знаю, что это был Одиссей. Я сама готовила любовный отвар, который свел их вместе с Пенелопой. И зачем бы еще тебе брать на себя преступление, которого ты не совершал? — Она перевела взгляд с костра на Эперита. — Теперь я должна идти, но вскоре вернусь и принесу еще еды. И не беспокойся пока. Нет необходимости наблюдать за дорогой — Одиссей останется еще на несколько дней.

* * *

Она вернулась через три ночи, напугав Эперита, потому что бесшумно появилась в кольце света огня и села рядом с юношей.

— Вот, возьми, — Клитемнестра протянула мешок с едой. — Только что с вечернего пира.

Она поднесла руки к огню, и в этом пляшущем свете Эперит увидел, насколько красива эта женщина. Было холодно, у нее изо рта шел пар. В чертах Клитемнестры не было ничего от мощной привлекательности Елены, но ее окружала какая-то таинственность, которую юноша находил очень волнующей. Огромные и грустные глаза казались почти бездонными, отражая мигающий свет, словно знание всего человеческого опыта скрывалось за ними, угрожая вырваться на свободу и заполнить мир несчастьями и горем.

Эперит открыл мешок, достал кусок коричневого мяса, все еще блестевший от жира, и вонзился в него зубами, пытаясь как-то отвлечься от мыслей о женщине, сидевшей рядом с ним.

Он с удовольствием снова ощутил вкус настоящей еды. Ведь его желудок был совсем непривычен к сухому хлебу, уже начавшему покрываться плесенью, и жесткому, как кожа, мясу. Этим он питался после ухода в горы. Клитемнестра наблюдала за юношей, и невозможно было определить, о чем она думает.

— Угощайся, — предложил он.

— Я уже поела, — ответила она. — Это еда с брачного пира твоего командира.

Эперит подавился и сильно закашлялся. Клитемнестре пришлось стукнуть его по спине, чтобы прекратить это. Юноша сплюнул его в огонь.

— Жениться на Пенелопе хотели Одиссей и Малый Аякс, — продолжала Клитемнестра. — Поэтому Икарий предложил устроить забег. Одиссей выиграл соревнование, они с Пенелопой поженились сегодня во второй половине дня. Церемония была строгой, простой и быстрой. Присутствовали только ближайшие родственники Пенелопы, подчиненные Одиссея и претенденты на руку Елены — в качестве гостей. Не было необходимости планировать брачный пир. Просто столы переставили, а людей рассадили по-другому — не так, как на обычном вечернем пиру. Мне кажется, ты удивлен, Эперит?

— Да, удивлен, — кивнул он. — Конечно, я знал, что она ему правится, но Одиссей всегда говорил, что она относится к нему с презрением. Именно поэтому я не мог понять, почему он оказался в ее спальне.

— Я в том помогла, — призналась Клитемнестра. — На самом деле Пенелопе не очень-то и требовалась моя помощь. Просто нужно было, чтобы кто-то открыл ей глаза на то, чего хочет ее сердце.

Но Эперит уже не слушал. Он сидел, глядя в огонь, пока на глазах не выступили слезы, и думал о новости, которую принесла Клитемнестра. Его одолевали различные эмоции — он одновременно испытывал ревность, раздражение и злость оттого, что не понимал случившегося. Раздражало ли его то, что Одиссей отказался от лучшей возможности спасти Итаку ради женщины? Или юноша просто ревновал из-за того, что друг добился того, чего желало его сердце, пока сам Эперит сидит на горе, всеми забытый, лишь со слабой надеждой на будущее?

Клитемнестра почувствовала грусть Эперита и осторожно опустила руку ему на плечо. Она начала поглаживать его неловкими движениями, потом ее длинные пальцы переместились к его шее и прошлись по верхней части позвоночника. Там они остановились, а мысли воина на мгновение оставили Одиссея и Пенелопу и переместились на Клитемнестру. Юноша подумал, что случится, если он ответит на ее прикосновение и обнимет стройное тело. Женщины редко появлялись в жизни воина, но он бы отдал что угодно, чтобы быть с ней здесь и сейчас.