id="id515">

Глава 3

Черный покров ночи лишь начал истончаться, когда Пендергаст через обитые железом внутренние ворота вышел во двор монастыря. За стеной, господствуя над всем, высилась громада Аннапурны; ее четкий силуэт прорисовывался в отступающей тьме. Пендергаст подождал на мощенном булыжником дворе, пока безмолвный монах приведет его лошадь. Студеный предрассветный воздух отяжелел от росы и запаха диких роз. Перебросив через холку лошади вьюки, Пендергаст проверил седло, поправил стремена.

Констанс молча наблюдала за последними приготовлениями опекуна. На ней было монашеское одеяние цвета выцветшего шафрана, и если бы не прекрасные черты и россыпь каштановых волос, она вполне могла бы сойти за монаха.

— Мне жаль покидать тебя так скоро, Констанс. Но я должен отыскать след преступника до холодов.

— Они действительно не имеют представления, что это за вещь?

Пендергаст покачал головой:

— Кроме формы и размеров — ничего.

— Тьма… — пробормотала девушка и озабоченно посмотрела на опекуна: — Как долго ты будешь отсутствовать?

— Трудная часть работы уже сделана. Я знаю имя вора и знаю, как он выглядит. Теперь лишь осталось к нему подобраться. Поиск и возвращение артефакта займут, вероятно, неделю, самое большее, две. Поручение простое. Через две недели твоя учеба будет окончена, и ты сможешь вновь присоединиться ко мне, чтобы завершить наше путешествие по Европе.

— Будь осторожен, Алоизий.

Пендергаст слегка улыбнулся:

— Возможно, это человек весьма сомнительных моральных принципов, но он не убийца и не станет на меня нападать. Риск минимален. Преступление несложное, правда с одним непонятным, осложняющим аспектом: почему он взял именно Агозиен и не тронул сокровища? Как я понял, раньше похититель не испытывал интереса к тибетским древностям. Это дает основания предположить, что Агозиен — нечто необычайно важное и ценное. Без преувеличения, вещь поистине исключительная.

Констанс кивнула:

— У тебя есть для меня какие-то поручения?

— Отдыхай. Медитируй. Закончи свой начальный курс обучения. — Он помолчал. — Я не очень-то верю, будто никто здесь не знает, что такое Агозиен, — кто-то наверняка полюбопытствовал. Это нормальное свойство человеческой натуры, даже здесь, среди монахов. Мне бы очень помогло, если бы я знал, что это за штука.

— Разведаю по мере возможности.

— Превосходно. Я знаю, что могу рассчитывать на твою осмотрительность. — Пендергаст помедлил в нерешительности, потом взглянул ей прямо в глаза: — Констанс, есть одна вещь, о которой мне необходимо тебя попросить.

Увидев выражение его лица, она широко раскрыла глаза от удивления, но сумела справиться с собой.

— Да?

— Ты никогда не говорила о своей поездке в Февершем. В какой-то момент тебе может захотеться поговорить об этом. Когда снова присоединишься ко мне… и если будешь готова… — В его голосе опять прозвучали несвойственные ему смущение и замешательство.

Констанс отвернулась.

— Вот уже несколько недель, — продолжал он, — мы не говорили о происшедшем. Но рано или поздно…

Девушка резко повернулась.

— Нет! — почти крикнула она. — Нет! — Потом взяла себя в руки. — Я хочу, чтобы ты обещал мне кое-что. Никогда больше в моем присутствии не упоминай о нем… и о Февершеме.

Пендергаст замер, внимательно глядя на Констанс. Оказывается, то, что причинил девушке его брат Диоген, подействовало на нее сильнее, чем он думал… Наконец он едва заметно кивнул:

— Обещаю.

Выпустив ее руки из своих, Пендергаст поцеловал воспитанницу в обе щеки, взял поводья и вскочил в седло. Пришпорив лошадь, он выехал в открытые монахом ворота и пустился галопом по извилистой тропе.

Глава 4

В аскетической келье в недрах монастыря Гзалриг Чонгг сидела в позе лотоса Констанс Грин и с закрытыми глазами мысленно воспроизводила лежащий перед ней на подушке шелковый шнур, завязанный чрезвычайно сложным узлом. Позади нее, в тусклом свете, падающем из окна, сидел Цзеринг. Единственным признаком его присутствия было тихое бормотание по-тибетски. Констанс интенсивно изучала язык в течение восьми недель и, усвоив скромный лексический запас наряду с некоторыми оборотами и идиомами, выработала определенную беглость речи, хотя и с запинками.

— Посмотри на узел мысленным взором, — негромким, гипнотизирующим голосом произнес учитель.

Повинуясь желанию Констанс, образ, излучающий свет, начал вырисовываться примерно футах в четырех. То, что она сидела на голом холодном полу кельи со стенами, покрытыми селитрой, перестало быть существенным.

— Сделай его ясным. Сделай устойчивым.

Образ узла стал приобретать резкость, порой делаясь слегка расплывчатым, когда внимание рассеивалось, однако девушке все же удавалось вернуть четкость и яркость.

— Твое сознание — озеро в полумраке, — говорил учитель. — Неподвижное, спокойное и ясное.

Странное чувство одновременного присутствия и отсутствия в келье поглотило Констанс. Узел, который она выбрала для тренировки сознания, был средней сложности, завязан свыше трехсот лет назад великим учителем и назывался «двойная роза».

— Увеличь изображение узла в твоем сознании.

Балансировать между усилием и обычным ходом событий оказалось непросто. Если слишком сильно сосредоточиться на ясности и устойчивости изображения, образ разрушается и в сознание вторгаются посторонние мысли; если без ограничений воспринимать действительность, мысленный образ будто исчезает в тумане. Существовала идеальная точка равновесия, и постепенно — не очень быстро — девушка ее нашла.

— Теперь смотри на образ узла, который создала в своем сознании. Рассмотри его со всех сторон: сверху, с боков.

Мягко поблескивающие, переливающиеся извивы шелка оставались устойчивыми перед внутренним взором, принося тихую радость и ясность осознания, какую Констанс никогда раньше не испытывала. А потом голос учителя полностью исчез и остался только сам узел. Время исчезло. Пространство исчезло. Только узел.

— Развяжи его.

Это была самая трудная часть, требующая безукоризненной сосредоточенности, — суметь углядеть все петли узла, а затем мысленно их распутать.

Она не знала, сколько прошло времени, — это могло быть десять секунд или десять часов.

Кто-то легонько коснулся ее плеча, и Констанс открыла глаза. Перед ней стоял Цзеринг.

— Как долго? — спросила она по-английски.

— Пять часов.

Девушка попыталась подняться, но ноги так онемели, что на них оказалось невозможно устоять. Учитель взял ее под руку, помогая сохранить равновесие.

— Ты учишься хорошо. Только ни в коем случае не возгордись.

— Спасибо.

Они медленно пошли по древнему переходу, повернули за угол. Мерный звук вертящегося молитвенного колеса эхом разносился по каменному коридору.

Еще один поворот. Констанс чувствовала себя свежей, живой, уверенной.

— Что приводит в движение эти молитвенные колеса? Они никогда не останавливаются.

— Под монастырем существует родник, из которого берет начало река Цангпо. Вода, проходя через мельничное колесо, приводит механизм в движение.

— Умно придумано.

Они прошли мимо множества скрипящих и дребезжащих медных колес, словно мимо выставки диковинных механизмов в Политехническом музее. Констанс будто наяву увидела за колесами лес движущихся медных стержней и деревянных приспособлений.

Но вот колеса остались позади, учитель и ученица ступили во внешний