Пренебрежет Тиэст, его детей,

Незрелых, утомленных долгим горем

И легковерных, мы уговорим.

Со стороны одной – престол желанный,

С другой – суровый труд и нищета

Его смирят, хоть он и закален

Бедами непрерывными.

Телохранитель

Но время

Ему могло невзгоды облегчить.

Атрей

Ты заблуждаешься; ведь чувство горя

Что день растет. Легко стерпеть беду,

Но тяжело претерпевать годами.

Телохранитель

Для мрачных замыслов твоих другие

Орудия найди. К другим советам

Охотно юноши склоняют слух.

Что учишь ты испробовать на дяде,

Они с отцом свершат, и на главу

Учителя вернется преступленье.

Атрей

Их все равно преступному коварству

Научит трон. Боишься, чтоб они

Не стали злы. Они родятся злыми.

Что ты зовешь суровым и жестоким,

Что кажется тебе нечестьем крайним,

Уже Тиэст, быть может, замышляет.

Телохранитель

Ты посвятишь детей в коварный план?

Атрей

К молчанию не склонен возраст юный.

Они свободно могут проболтаться:

Лишь горькими наученный бедами

Молчать умеет.

Телохранитель

Ты обманешь тех,

Кого избрал орудием обмана?

Атрей

Чтоб от греха они свободны были.

Что за нужда замешивать детей

В мое злодейство? Сам исполню все…

Колеблешься, душа, и отступаешь.

Ведь если пощадишь своих детей,

То пощадишь и тех… Пусть Агамемнон

Узнает план коварный, и отцу

Поможет Менелай. Прекрасный случай

Проверить их происхождение. Если

Не захотят они войны с Тиэстом

И дядей назовут, он им – отец.

Идет… Но содроганье в лице

Нередко обнаруживает тайну…

Нет, пусть они не ведают, чему

Орудиями служат. Ты ж таи

Мой замысел.

Телохранитель

Об этом мог бы ты

Не говорить. Запрут в моей груди

Все слышанное мною страх и верность.

Но знай, что верность более, чем страх.

Хор

Наконец, дом наш царственный —

Род Инаха старинного —

Братьев двух примирил вражду.

Что за ярость толкает вас

Кровь друг друга потоком лить

И злодействами скиптр стяжать?

Знайте, жадные до кремлей,

Где воистину царство есть:

Не богатство творит царя.

Не порфиры багряной блеск,

Не блестящий венец на лбу,

Не золоченые столбы.

Тот есть царь, кто оставил страх,

Кто не знает страстей в груди,

Кто презрел и тщеславие,

И толпы переменчивой

Неустойчивую любовь,

Все сокровища Запада,

Что несет в золотых волнах,

В светлом лоне текущий Таг,

Что на нивах своих растит

Спаленная Ливия.

Тот, кого не приводит в страх

Искривленная молния.

Ни волнующий море Эвр,

Ни седой Адриатики

Ветром вспененные валы,

Тот, кого не смутит булат

И воинственное копье,

Кто, живя далеко от бурь,

С высоты озирает жизнь

И не жалуется на смерть.

Пусть сбираются на него

Дагов странствующих цари

И властители берегов

Моря Красного, где, как кровь,

Рдеют в брызгах жемчужины,

Или те, кто Сарматам путь

Заграждают у Каспия,

Или те, кто дерзают вплавь

Бурный переходить Дунай,

И (везде, где они живут)

Серы, славные тканями.

Нет нужды у него в конях,

Ни в звенящем оружии,

Ни в тех стрелах, что издали

Мечет в бегстве коварный Парф.

Нет нужды в разрушительных

Стенобитных орудиях,

Далеко камни мечущих.

Царством добрый владеет ум,

Царь – кто страх превозмог в душе,

Царь – кто выше желаний стал:

Это царство доступно всем.

Честолюбец пускай стоит

На скользящем верху дворца.

Дорог сладостный мне покой:

Пусть, по темной идя стезе,

Наслажусь сладким отдыхом.

Неизвестная гражданам,

Тихо жизнь потечет моя.

И когда в тишине полей

Я мои скоротаю дни,

Пусть умру стариком простым.

Смерть страшна, тяжела тому,

Кто, чрезмерно известный всем,

Сам до смерти не знал себя.

Тиэст. Тантал. Плисфен. Третий сын (без речей)

Тиэст

Я вижу кровли родины желанной,

Дворец Аргосский, землю, о которой

В изгнанье тосковал, богов отчизны

(Коль существуют боги) и циклопов

Святые башни, красотой своей

Превосходящие созданья смертных.

Ристалища я вижу, на которых

Не раз, не раз я юношей стяжал

Победный лавр на отчей колеснице.

Сейчас сюда стечется Аргос весь,

Народ любимый выйдет мне навстречу,

Придет Атрей… О, убеги в леса,

В глухие дебри, и среди зверей

Живи, как зверь. Сияние престола