под человека, изменение его восприятия. Подобные процессы многие из нас наблюдали и у себя по отношению к сторонникам войны. Люди, которые вроде были нам близки, в нашем восприятии внезапно обрели черты чудовищ. Их речи казались чрезмерно агрессивными ,планы кровожадными, а логика, казалось, отсутствовала вовсе. Вместе с логикой как будто исчезала и мораль, это, кстати, тоже заблуждение. Ценности у людей остались плюс-минус теми же, никто не принимал прямо решения стать злодеем. Просто понимание, на чьей стороне зло, а на чьей добро, оказалось принципиально разным. А поскольку нормальному человеку свойственна и потребность считать нормальным себя и тех, кто для него является авторитетом, плохими стали остальные. И у сторонников войны даже есть этому обоснования, заботливо вкинутые пропагандой. В итоге самый, если так можно сказать, зиганутый человек, как и вы, убеждён, что желает своей родине добра. Война не только искажает, но и действительно меняет реальность, расширяет границы допустимого и приемлемого. Мы часто об этом говорим. Мы видим, как российское общество стремительно движется в сторону нормализации насилия, и этому находится оправдание со стороны пропаганды: если не мы, то нас. По ту сторону, дескать, сидят чудовища, которые сидят и ждут, как бы нас сожрать. В такой картине мира оправдать можно что угодно, даже удар по детской больнице. Банальность зла обеспечивается двумя симптомами: расщеплением психики человека и его следствием, паранойей. Расщепление – это один из механизмов психической защиты, устроен он довольно примитивно. Расщепление вытесняет любое негативное или опасное содержание за пределы собственного «я», снабжает человека позицией «Я не могу быть плох, я не могу быть неправ». И конечно, такая оптика не позволяет целостно воспринимать происходящее и других людей. Восприятие обедняется и искажается, появляются какие-то очень хорошие и очень светлые «мы» со светлыми и добрыми лицами, холодными головами и горячим сердцем, и безоговорочно плохие «они», с уродливыми мурлами, гнусными помыслами и алчными побуждениями. Картина мира становится чёрно-белой, исчезает способность считывать контекст других людей и их картину мира, кто не с нами, тот против нас. Мы не можем быть не правы, мы на светлой стороне. Такая позиция начисто отбивает способность критически оценивать собственные действия, даже если и закрадывается мысль, мол, я, может быть, что-то делаю не то, такое поведение оправдывается высокоморальной и единственно верной целью: мы были вынуждены, потому что по-другому было нельзя. Так делают все, на войне как на войне, мы боремся с большим злом. Именно расщепление заставляет нас не замечать, что люди, назначенные хорошими, делают плохие вещи. Своих, мол, не критикуют, не вынимают сор из избы. Давайте поговорим ещё о другой черте расщепления, но сначала короткая реклама. *** Продолжим. Мы проговорили, что расщепление начисто отбивает способность критически оценивать собственные действия. Другая черта расщепления – оно не фокусируется на чём-то одном. Невозможно видеть исключительно целостно в одном вопросе и выборочно в другом. Расщеплённость восприятия распространяется не только на очевидно чужих, но и на своих, которые ведут себя по-другому, условно чихают как-то иначе. Поиск и назначение врагов распространяется и на прежних единомышленников. Расщепление оперирует крайностями, и вот мы видим вокруг одних только врагов. Сюда добавляется пропаганда, которая из кожи вон лезет, чтобы расщепление поддержать, и очень в этом преуспела. Приписывает противнику дикие и нелогичные намерения, целью которых является уничтожение нас любыми способами. Чтобы прекратить войну и вернуться. Чтобы прекратить войну и вернуться к хоть сколько-то нормальной жизни, нам нужно научиться подобному свойству психики противостоять, восстанавливать целостное восприятие. А с этим наблюдается проблема, потому что, конечно же, болеют все. Если вокруг вас бушует эпидемия. Вы тоже непременно заразитесь. Разница только в течении болезни, и часто люди объединяются именно по сходству симптомов, просто потому, что любое отличие, любая инаковость позволяет объявить отличающегося врагом. В кругах оппозиции такие процессы тоже вовсю происходят. Хочется верить, в большей степени, конечно, сами по себе: от отчаяния, травмированности и бессилия. Когда нет возможности победить врага, возникает необходимость сделать виноватым того, до кого можешь дотянуться, и начинается обвинение тех, кто рядом, в том, что они, например, неправильно борются, недостаточно пострадали, слишком хорошо живут. На обвинение следует ответ. Да, закопаться в обиду и праведный гнев очень соблазнительно, но совсем не эффективно. Эффективно было бы запустить обратный процесс: восстановление целостной картины мира. Помехой здесь часто становится другой симптом, который может быть следствием расщепления, а может существовать сам по себе. Это паранойя. Паранойя – состояние психики, при котором ведущим чувством является страх. При паранойе у человека возникает сверхценная идея: кругом могущественные враги, которые норовят сделать что-то чудовищное. Начать преследовать, оказывать зловредное влияние, либо и вовсе напасть. Есть какой-то тайный или явный враг, который следит и не дремлет, а ещё лжёт, много лжёт, постоянно лжёт. Главное свойство паранойи – оно заразно, ею легко индуцируются окружающие, и война одного человека становится войной общей. Такие войнушки в обыденной жизни случаются на бытовом уровне в условиях, например, коммунальной квартиры. Это всегда воронка: один сделал что-то не то, другой обиделся, приписал первому несуществующие намерения и ответил уже в соответствии с собственной фантазией, и фантазия стала реальностью. Чем паранойя и плоха, она изменяет реальность. События из фантазии воплощаются в реальных действиях оппонента. Паранойя оперирует реальными фактами, базируется на них, но интерпретирует по-своему. Это призма, через которую действия других людей, особенно тех, кто уже назначен врагом, выглядят злонамеренными и опасными. Допустим, оппонент или бывший единомышленник совершил некое действие по незнанию или по некомпетентности, но оправдаться ему никто уже не даст, да он и сам не станет, потому что уверен, что не будет услышан. Этот обоюдный клинч отсекает возможность любых переговоров. Выйти из него можно только  допустив, что другая сторона – нормальные люди, не идеальные, но и не злодеи. И у этих людей тоже есть свои интересы, не учитывать которые нельзя. Ведь если их игнорировать, паранойя будет расти. В каком-то смысле чужую паранойю нужно уважать, поскольку ни вы, ни ваши оппоненты ничего не могут с ней поделать. Всё, что мы можем – не умножать её, ни за кого ничего не додумывать, опираться  на факты, отказаться от убеждения, что другие не правы и допускать возможность контакта. Но есть, конечно, воронки паранойи, на которые мы никак повлиять не можем. В такую, причём за авторством лишь одного человека, угодила Россия. Сотрудники структур типа ФСБ или КГБ в большинстве своём являются носителями изначально параноидальной структуры психики. Они склонны к подозрительности, враждебности, настороженности,