дистанционно управляемое, роботизированное, действующее на участке разгона или на курсе, целевого назначения, действующее по площадям, «умное», «тупое». Но если взять космическую составляющую этой пестрой картины, в реальности от этого перечня почти ничего не остается. Все сводится к угрозе и сдерживанию, к понятиям потенциала, мощи, реального и кажущегося превосходства. И тем не менее повсюду в мире те, кто руководит войсками, и те, кто обеспечивает национальную безопасность, не оставляют попыток сделать воображаемое реальным._______________

Перед лицом множества созданных человеческой деятельностью угроз жизни и достоянию людей с самого начала космической эры Генеральная Ассамблея ООН (в числе многих других своих безуспешных начинаний) добивалась установки правил, в соответствии с которыми можно было бы достигнуть «свободы научных исследований [и] международного сотрудничества в изучении и использовании космического пространства». Она стремилась к тому, чтобы космос был свободен от оружия, чтобы «избежать серьезнейшей угрозы международному миру и безопасности»[354]. Спустя несколько десятилетий ООН начала также пытаться урегулировать растущие проблемы космического мусора и глобальной космической безопасности[355].

Некоторые могут назвать такие усилия наивными – сказать, что любой, кто обладает космическими средствами, должен заботиться об их защите, что милитаризация космоса в интересах защиты этих средств неизбежна, что один неуравновешенный человек, пришедший к власти, может свести на нет действие любых договоров в области космоса, принятых мировым сообществом. На это другие могут ответить, что чьи угодно космические средства были бы гораздо более уязвимы, не будь в этой области международных соглашений или разрешений, не будь коллективных усилий, направленных на сохранение того, что каждая сторона в отдельности имеет. Как указывает Джеймс Клей Мольц, специалист по ядерным и другим конфликтам, «с односторонним военным подходом к проблеме космической безопасности далеко не уедешь». Страх ответного удара и стоимость эскалации – вот что сдерживает большинство приверженцев односторонних действий.

Один из немногих путей движения вперед, к безопасности – дипломатия. Каким бы произвольным ни казался выбор даты и места рождения космической дипломатии, начнем с 4 октября 1954 года, с организационного заседания Международного совета научных союзов в Риме, на котором был предложен и спланирован первый (и оставшийся единственным) Международный геофизический год. Забавно, что продолжался он полтора года, с июля 1957-го по декабрь 1958 года. МГГ стал оттепелью в холодной войне: «оттаяли» замороженные научные контакты в области океанографии, сейсмологии, гляциологии, метеорологии, изучения солнечной активности и смежных наук. В МГГ приняли участие 67 стран, включая Соединенные Штаты и Советский Союз.

На том совещании представители США предложили, чтобы в ходе МГГ были запущены спутники, несущие научную наблюдательную аппаратуру. Историк Уолтер А. Мак-Дугал пишет, что вскоре после того, как закончилась Вторая мировая война, спутники наблюдения и разведки шли первым номером в списке запросов американских инициаторов космической экспансии, но что такие спутники «представлялись крайне щекотливым вопросом с точки зрения международного права, дипломатии и стратегии». Только чисто научный спутник мог воплотить принцип свободы космического пространства – американцы называли его принципом «открытого неба». Таким образом, предложение, сделанное в рамках МГГ в международном контексте, оказалось счастливой возможностью реализовать назревшую необходимость. И хотя советские представители никак не комментировали американское предложение, комитет в целом единодушно приветствовал его. Это одобрение «взвело курок на стартовом пистолете в гонке спутников»[356].

И американские, и советские ученые уже почти десять лет разрабатывали искусственный спутник Земли и ракету или ракетный комплекс для его запуска[357]. В начале октября 1945 года, спустя месяц после формального окончания Второй мировой войны, в ВМФ США был создан Комитет по оценке осуществимости космической ракеты. В том же 1945 году и с той же целью – определить степень реальности новой технической идеи – был учрежден объединенный Комитет армии и флота по управляемым ракетам. В ходе двух сверхсекретных операций, «Оверкаст» и «Скрепка», в Соединенные Штаты были доставлены из Германии сотни тонн оборудования, огромное количество технической документации и десятки вымытых и накормленных нацистских ученых и инженеров в области ракетной техники, в том числе сами Вернер фор Браун и Артур Рудольф. К 1946 году новые консультативные структуры, такие как проект RAND авиакомпании «Дуглас» и Комиссия по воздушной политике при президенте Трумэне, были завалены работой (вспомним, что в первом докладе корпорации RAND был представлен предварительный проект спутника). В том же году астрофизик из Йельского университета Лайман Спицер представил в RAND доклад «Астрономические преимущества внеземной обсерватории». Установленный в космосе телескоп, свободный от влияния атмосферы, искажающего изображения, мог бы лучше любого наземного телескопа регистрировать видимый свет, приходящий из Вселенной, и, кроме того, мог бы принимать излучение в полосах спектра, почти полностью задерживаемых атмосферой, таких как ультрафиолетовое и инфракрасное. Космический телескоп Хаббла – это осуществление идей Спицера[358].

Вскоре за первенство в военных научно-технических космических разработках началась внутренняя конкуренция между новообразоваными ВВС США (до 1947 года они входили в состав армии), армией и ВМФ[359]. ВВС и RAND сосредоточились на возможности реализации идеи самого спутника, тогда как армия и флот – на ракете, которая вывела бы спутник на орбиту. У различных лагерей были и различные приоритеты. К началу 1949 года потенциал спутника в смысле престижа и как средства разведки явно перевешивал его предполагаемое значение как платформы для размещения оружия. Возникла и мысль, что спутник мог бы стать прекрасным метеорологическим инструментом. К тому времени, как в январе 1953 года Гарри Трумэн покинул Овальный кабинет, был уже заложен фундамент американской космической программы: она должна была дать Америке политические и военные преимущества, но разрабатывать новые поколения вооружений в ее рамках не планировалось.

В Советском Союзе исследования ракет в эпоху холодной войны начались с другой целью: доставки ядерной бомбы на территорию континентальных Соединенных Штатов. Сталин – для которого «опасность заключалась не в самой атомной бомбе, но в американской монополии на бомбу» – спустя несколько дней после Хиросимы дал команду предельно ускорить работы по созданию советской бомбы. С 1947 по 1949 год на это было выделено в семь раз больше средств, чем в тот же период – на разработку ракеты, способной доставить эту бомбу к любой цели на поверхности Земли[360]. Первые советские ядерные испытания атомной бомбы с плутониевым сердечником (похожей на ту, что Соединенные Штаты сбросили на Нагасаки) состоялись в августе 1949 года. Через четыре года прошли первые советские испытания водородной бомбы с тротиловым эквивалентом почти в двадцать раз выше, чем у атомной. Теперь вопрос доставки вышел на первый план.

Несмотря на то что поначалу Сталин не проявлял большого интереса к ракетной программе в своей стране, советский прогресс