и политической действительности в древнерусских летописях // Щапов Я. Н. Очерки русской истории, источниковедения, археографии. М.: Наука, 2004. С. 88–103.

Юшко 2002 – Юшко А. А. Феодальное землевладение Московской земли XIV в. М.: Наука, 2002. 239 с.

Янин 2003 – Янин В. Л. Новгородские посадники. 2-е изд. М.: Языки славянской культуры, 2003. 511 с.

Янин 2004а – Янин В. Л. К хронологии и топографии ордынского похода на Новгород в 1238 г. // Янин В. Л. Средневековый Новгород. Очерки археологии и истории. М.: Наука, 2004. С. 146–151.

Янин 2004б – Янин В. Л. Монастыри средневекового Новгорода в структуре властных государственных институтов // Янин В. Л. Средневековый Новгород. Очерки археологии и истории. М.: Наука, 2004. 415 с.

III. Москва в княжеских усобицах второй четверти XV века

Феодальная война или княжеские усобицы: копья историков

Время княжения Василия II Темного стало одним из важнейших этапов в процессе образования единого Русского государства. В работах историков освещение истории усобиц второй четверти XV в. было неотъемлемой частью раскрытия проблемы собирания власти и земель московскими князьями. Оценки событий и их героев порой принципиально разнились в зависимости от взглядов историков на развитие российской государственности, пока в советской историографии не сложилось понятие «феодальная война». Но просуществовало оно сравнительно недолго, вновь открыв возможность для беспристрастного анализа событий.

Позиция официального московского летописания, утверждавшая бесспорную легитимность власти Василия II, получила дальнейшее развитие в трудах первых российских историков: В. Н. Татищева, М. М. Щербатова, Н. М. Карамзина [Татищев 1996: 232–274; Щербатов 1781: 723–724; Карамзин 1993: 134–188]. По оценке Карамзина, своей победой великий князь Василий II был обязан широким слоям общества, которые объединились в поддержке его в качестве представителя «новой системы наследства, благоприятнейшей для общего спокойствия» [Карамзин 1993: 144].

Но были и альтернативные мнения. Так, в «Истории русского народа» Н. А. Полевого было усилено политическое значение усобиц второй четверти XV в., представленное как жесткое противоборство политических систем. Согласно его точке зрения, наиболее агрессивно заявляло о себе единовластие великого князя. Историк считал Юрия Дмитриевича законным наследником, но слабым и несамостоятельным правителем. А в столкновении Василия II и Дмитрия Шемяки роль жертвы он отдавал последнему [Полевой 1997: 164]. Взгляды Полевого, однако, были исключением.

Представители «монархического направления» – М. П. Погодин, И. Е. Забелин, Д. И. Иловайский – в русской историографии XIX в. продолжали линию Н. М. Карамзина [Погодин 1846: 146–150; Иловайский 2003: 245–288]. Особенно подробно на данной теме остановился И. Е. Забелин. Приравнивая политические амбиции московских князей к выражению национальных, земских интересов народа, он пришел к выводу о решающей роли городского и торгового люда в ходе усобиц внутри Московского княжеского дома. На его взгляд, в «Шемякиной смуте» одержал победу «не московский князь, а сам народ, собравшийся в плотную силу вокруг Москвы, Василий Темный вовсе не был способен для такой победы» [Забелин 1881: 771]. Надо отметить, что общим местом в работах историков XIX в. стала низкая оценка личности Василия II одновременно с признанием победы великого князя как безусловного блага для русского государства.

Для представителей «государственной школы» «период XIII–XV вв. стал полем борьбы родовых и государственных отношений» [Дворниченко 1996: 4]. С. М. Соловьев уделял большое внимание княжеским отношениям, так как они давали направление историческому процессу через переход от родственных отношений будущих правителей к новым государственным. Он выделял особый характер усобиц второй четверти XV в. [Соловьев 1988: 381]. Череду войн времени княжения Василия Васильевича историк разделил на два этапа. Первый период занимала борьба Юрия Дмитриевича и Василия Косого против московского князя, второй период начинался договором между Юрьевичами и великим князем в 1440 г. и был связан с выступлением Дмитрия Шемяки [Соловьев 1988: 390]. Основным зачинщиком войны Соловьев считал Юрия Дмитриевича, его сыновья оказывались лишь заложниками вспыхнувшей вражды [Соловьев 1988: 388]. В работах С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина и Б. Н. Чичерина усобицы второй четверти XV в. рассматривались с позиции «вотчинной теорий» – как борьба за перерождение вотчинного строя в государственный [Кавелин 1989: 43; Чичерин 1858: 324]. С влиянием «вотчинной теории» также были связаны положительные оценки личности великого князя Василия II представителями «юридической школы» отечественной историографии В. И. Сергеевичем и М. Ф. Владимирским-Будановым [Сергеевич 1909: 73–74; Владимирский-Буданов 1900: 121].

Н. И. Костомаров, видя исконность политической жизни Руси в федеративном устройстве, не мог иначе, кроме как отрицательно, характеризовать Василия II. Он полагал, что княжение Василия Темного распадается на два этапа: до и после его ослепления в 1446 г. Успех к великому князю московскому пришел лишь на втором, когда он был вынужден полностью положиться на своих бояр-советников [Костомаров 2001: 271].

В. О. Ключевский вписал события второй четверти XV в. в анализ целого ряда причин и следствий возвышения Москвы. Исход борьбы он представлял как национальный выбор в пользу московских великих князей и их новых порядков: «…все влиятельное, мыслящее, благонамеренное в русском обществе стало за него, за преемство великокняжеской власти по нисходящей линии» [Ключевский 1988: 44].

На рубеже XIX–XX вв. политические коллизии времени княжения Василия II нашли отражение в различных по своим целям и направленности работах: в фактологически насыщенном исследовании А. В. Экземплярского, в университетских курсах К. Н. Бестужева-Рюмина и С. Ф. Платонова, работах Н. П. Павлова-Сильванского, А. Е. Преснякова [Экземплярский 1889: 148–188; Бестужев-Рюмин 1872: 415–417; Платонов 1993: 178–179; Павлов-Сильванский 1988: 122; Пресняков 1998: 261–277].

А. Е. Пресняков, посвятивший свое исследование проблеме складывания единого Русского государства, рассматривал войны второй четверти XV в. как «московскую смуту», состоящую (подобно теории Н. И. Костомарова) из двух периодов – до и после ослепления Василия Косого в 1436 г. [Пресняков 1998: 269]. Главное значение этого противоборства он связывал с разгромом «удельно-вотчинного строя», который должен был уступить место «вотчинному единодержавию» [Пресняков 1998: 277].

В дореволюционной историографии нерешенным остался вопрос о влиянии внутреннего развития городов и земель на политические процессы в Северо-Восточной Руси. Усобицы второй четверти XV в. признавались делом Московской династии и Московской земли, уже накрепко связанной с великим княжением. Начиная с Н. М. Карамзина, победу Василия Темного было принято выводить из успехов возвышения Москвы. В. О. Ключевский писал в целом о великокняжеской ориентации населения Московской земли [Ключевский 1988: 45]. Как раз на недостатки такого подхода указывал Н. П. Павлов-Сильванский: «При первоначальной общей разработке междукняжеских отношений внимание историков было поглощено процессом возвышения Московского великого княжения» [Павлов-Сильванский 1988: 474]. Без признания за врагами великого князя какой-либо политической программы и шансов на успех рассмотрение территориальной базы их выступления было лишено смысла.

С. М. Соловьев отмечал коренное отличие городов Древней Руси от центров Северо-Восточной Руси: «Усобицы между князьями продолжаются по-прежнему, но города не принимают в них участия, как прежде, их голоса не слышно…» [Соловьев 1988: 504]. Таким образом, представителями «государственной школы», в первую очередь, конечно, Соловьевым и Ключевским, «немного уделялось место институтам земского управления в Древней и средневековой Руси» [Кривошеев 1994: 8]. Для них княжеские отношения не могли уже зависеть от мнения населения городов и земель.

Представители альтернативного направления