После ареста братьев Петр как бы заменил их. Ему стали доверять уже серьезные поручения, такие, как распространение листовок.

И Петр успешно выполнял эти поручения. Риск он научился сочетать с осторожностью. У него даже появились свои методы… Он знал: в механическом цехе, например, удобнее всего листовку положить в инструментальный ящик рабочего, а в прокатке – засунуть в карман снятой на время работы одежки… На улицах подбрасывал листовки в подворотни, в почтовые ящики, сени.

Дано было поручение Ермакову и в канун знаменитой майской демонстрации 1905 г.

29 апреля он получил сверток свежеотпечатанных на гектографе листовок. Их нужно было передать другому товарищу по борьбе – Горбунову.

Вечером Петр был на месте явки: прогуливался вдоль кладбищенской стены, полуобвалившейся, заросшей сорняком. Листовки были спрятаны на груди под пиджаком. Зорко вглядывался в сумрак, тревожился, не видя друга.

А вечер был чудесный: воздух синий и пряный. Принаряженный парень, ожидавший кого-то в уединении, подозрений не вызывал. Да и прохожие были редки. Один пошутил на ходу:

– Чего ждешь? Да не придет она, не думай… Она, брат, с другим сейчас гуляет.

Наконец показался Горбунов. Он спешил, путаясь в полах длинного, видать для маскировки, с чужого плеча пальто. Петр шагнул ему навстречу и передал сверток. Тот сунул его под пальто.

И вдруг в эту самую минуту из-за угла вынырнул человек. Рыжий? Точно. Рыжего оба знали: агент охранки. Он видел, конечно, что передали сверток.

Петр не растерялся. Нагнулся, схватил огромный булыжник и замахнулся на шпика. Тот испуганно отпрянул. Этим воспользовался Горбунов. В момент перемахнул стену и помчался по кладбищу, перепрыгивая через могилы, только длинные полы развевались.

– Ты что это? – опомнился было Рыжий. – Ты на кого?

Но оглянувшись и сообразив, что никто ему на помощь в этом пустынном месте не придет, повернулся и потрусил обратно.

А наутро, собираясь на маевку, верх-исетцы читали пламенные слова обращения, подписанного Екатеринбургским комитетом Российской социал-демократической рабочей партии…

Петр Ермаков был горд.

Боевые качества Ермакова, его решительность и находчивость не остались незамеченными в организации. «Получится прекрасный боевик», – решили товарищи. И это мнение подтвердил приехавший в Екатеринбург Яков Михайлович Свердлов [366] .

Петр стал «боевиком».

К тому времени рабочая дружина в Екатеринбурге была уже создана. Числом она была невелика: в разное время пятьдесят – семьдесят человек, но силу представляла большую. Во всяком случае, к концу 1905 г. дружинников в городе было больше, чем полицейских. Это потом уж пригнали казаков и ингушей для расправы с революцией.

Люди в дружину отбирались по строгой мерке; только до конца преданных рабочему делу принимали в боевые отряды. Такой подбор был очень важен: партия придавала боевым дружинам громадное значение, в конце концов они стали «единственно надежным оплотом революции» (Ленин).

Правда, трудностей в создании боевых дружин было немало. Плохо было с вооружением. Оружие себе боевики добывали сами, притом самыми разными путями. Бывали деньги – револьверы и порох покупали в магазине Киссельмана-Симонова, револьверы никудышные: бульдоги, смит-вессоны… Нередко оружие отнимали у полицейских. А обычно делали сами. Ножи на Верх-Исетском заводе ковал Николай Воронов. Бомбы тоже изготовляли сами: фунт весом в стальной оболочке, начиненные взрывчаткой с Медного рудника.

Хлопот и бед с этими самодельными бомбами не оберись. Как-то Павел Попов работал в кладовой неподалеку от поденного цеха и – подорвался… Нелегко было и выносить бомбы с завода. Однажды поймали рабочего Чепурина: на нем под рубахой – десяток разных бомб… Приговор был вынесен суровый: пожизненная каторга.

Для мобильности, большей оперативности, да и конспирации дружина была разбита на пятерки, «пятки». Одним из таких «пятков» – в него входили члены партии Николай и Василий Воиновы, Василий Рябов, Иван Фролов – руководил Петр Ермаков.

Со вступлением в дружину в жизни его началась бурная полоса. Именно в боевой работе нашел себя Петр Ермаков, и не было теперь для него ничего важнее, нужнее, интереснее, чем эта работа.

А делать приходилось много. Боевики охраняли собрания и митинги, разоружали полицейских и черносотенцев, следили за действиями жандармерии, помогали партийным руководителям скрываться от преследования. Тому, что Я.М. Свердлову долгое время удавалось скрываться от полиции, немало способствовали решительные действия боевиков. Потом уж много позднее П.З. Ермаков вспоминал:

«На Верх-Исетском заводе, в листовом цехе собрался митинг человек больше двухсот. Корпус был длинный, хоть весь завод собирай. Никаких механизмов нет, только железо лежит в тюках. Здание светлое, одна сторона кругом в рамах. Собрались прямо после работы. Митинг открылся. Предоставили слово Андрею. Его внимательно слушали. Очень уважали Андрея. Я заранее расставил патрули по всем проходным, чтобы полиция нас врасплох не застала. Рабочие вооружались: кто железиной, кто камнем, кто чем. Кое-кто из дружины имел браунинги. У меня был маузер. Вдруг вбегают, кричат: «Полиция!» Мой брат схватил рабочую одежду, шапку, закутал Андрея, подмазал его маленько и через котлы, через задний двор и заднюю проходную будку вывел на Китайскую гору».

…Коротка августовская ночь, но для Ермакова и его товарищей, затаившихся в засаде, тянулась она медленно. Трудное дело предстояло в эту ночь: экспроприация заводской кассы в пользу Уральского комитета.

По добытым заранее сведениям, кассир Фирсов должен был проехать в сторону Медного рудника еще вечером. Но миновал вечер, выпали в близкое озерцо серебряные звезды, а дорога – знаменитая Ключевская – все пустынна. Рябов, лежавший слева, шепнул Ермакову: «Не едут… Может, на нас донес кто, а? Ермаков осадил по-командирски: “Разговоры отставить. Ждем до утра”».

Начало светать. Заершилась на ветру придорожная листва, проступила в предутренней синеве мохнатая ель на взгорке. А дорога по-прежнему пустынна. Даже Ермаков теперь засомневался: «Проедут ли?»

События развернулись уже в восемь утра…

Из-за поворота, где синий ельник сомкнулся с рядком прихваченных желтизной берез, показалась сначала одна пароконная упряжка, потом другая, а за ними – двое верхом. Они!