— Я понял, Сергей Миронович! — не дожидаясь, пока он закончит фразу, отозвался Лева.

Киров посмотрел на него и усмехнулся.

Обе машины отъехали почти одновременно. Когда Буковский подъехал к вокзалу, Мильда уже была на месте: в белой блузке и с ниточкой красных бус на шее. Зина даже не сразу ее узнала, так эффектно и зазывающе она выглядела. А узнав да еще увидев, как Мильда, не спрашивая ни у кого разрешения, тотчас впорхнула на заднее сиденье черного кировского «форда», она пристыла на месте.

— Подожди, кто это?! — удивилась Зина, указывая пальцем на Мильду.

— А этого тебе знать не положено! — сердито отозвался Скворцов. Он был не рад, что позволил Зинаиде сесть в машину. Если Киров доложит об этом факте Медведю, его вычистят из органов в два счета.

— Да это начальница моя! — воскликнула Зина, провожая взглядом отъехавшую в сторону Смольного машину.

— Это Мильда Петровна, — уважительно обронил шофер. — Я ее тоже как-то раз в прошлом году в Смольный, к Сергею Мироновичу отвозил.

— Вот это новость! — прошептала Зина.

— Ты поменьше болтай об этом! А то язык-то быстро отрежут! — прервал ее Скворцов.

— Кто это отрежет?! — завелась Зина. — Ты, что ли?!

Она радостно расхохоталась. Да еще подпустила такую издевку в хохотке, что Геннадий помрачнел.

— Останови! — приказал он шоферу.

Машина остановилась.

— Вылезай! — бросил он Зине.

— Ты чего, Ген? Сдурел, что ли? — продолжая смеяться, спросила Зина.

— Вылазь, я сказал! — рявкнул Скворцов.

Зина несколько секунд не могла прийти в себя.

— Ну, ты еще пожалеешь! — зло прошептала она, вылезла из машины и с ненавистью хлопнула дверцей.

Киров чувствовал свою вину перед Мильдой. Он понимал, что она живет только им, этими краткими встречами, а все остальное время терпеливо ждет его звонка. Но именно с Мильдой он испытал лучшие мгновения любовной страсти и даже по-своему любил ее, как умеют любить партийные вожди, вынужденные отдавать всего себя работе. Киров сознавал, что через полгода он уедет в Москву, и они, быть может, никогда не увидятся. Встретит ли она еще кого-нибудь в своей жизни или в свои тридцать три начнет медленно угасать, живя лишь воспоминаниями об этих редких ночных свиданиях?

Мильда могла стать ему хорошей женой, родить детей, и он был бы счастлив с ней, здоровой, крепкой, сильной женщиной, немногословной и на редкость внешне спокойной, но какие страсти бушуют внутри! А почему нельзя перевести ее в Москву, в тот же наркомат к Серго, квартиру она легко поменяет, и все останется по-прежнему, они так же будут встречаться, только не в Кремле, а снимут комнатку для свиданий, так устраиваются многие из его кремлевского окружения. В Ленинграде это сложнее, он тут один, его все знают. Киров вспомнил о Николаеве, муже Мильды, и нахмурился. В Москве он конечно же ни к чему. Киров поможет Мильде материально, и стоит ли тогда тащить за собой мужа?

А если Миля будет еще и разведена, Коба не станет возражать против их свиданий. Он же уверен, что один ребенок у Мильды от Кирова. Если это так, то Киров имеет право навещать мать своего ребенка. Это лучше, чем затаскивать в постель балерин, они капризны, холодны, манерны и с легкостью бабочек залетают в объятия ко всем, кто их поманит.

Часы показывали ровно одиннадцать. Мильда должна быть здесь. Он всегда перед ее приходом испытывал странное беспокойство, точно ждал ее в первый раз, как тогда, пять лет назад. Возможно, все это из-за Мильды, она всегда волновалась, как девочка, сохраняя природный трепет и стыдливость, и ему невольно передавался этот внутренний озноб. Он пододвинул к себе конспект тезисов к будущему докладу, стал их просматривать, прислушиваясь к гулкой тишине в коридоре, и как только услышал дробный перестук каблучков, поднялся, подошел к двери. Она влетела в кабинет, бросилась ему на шею, точно за ней снова гнался грабитель.

— Что-то случилось?..

— Нет, я… Я просто рада тебя видеть.

Сможет ли он когда-нибудь забыть простоту и силу этих чувств, их глубину и открытость? Достаточно ему месяц или два не видеть Мильду, как душа начинает тосковать и требовать запретного свидания. Может быть, это и есть та настоящая любовь, о которой пишут в романах?.. А в юности была лишь дикая вспышка желания, и он принял ее за высокое чувство, женившись на Маше?.. Он был тогда молод и неопытен. Сейчас ему сорок восемь, он на пороге старости, но забывает обо всем, когда она рядом.

— Я подумал, что и ты, наверное, смогла бы переехать в Москву? — спросил он.

— Зачем?.. — удивилась она.

— Мне придется переехать в начале следующего года, я дал слово Сталину, да и Политбюро требует, чтобы я оставил Ленинград и полностью занялся союзной работой как секретарь ЦК…

Она посмотрела ему в глаза.

— А что я в Москве… — Мильда не договорила.

— Я договорюсь с Орджоникидзе, он возьмет тебя в секретариат наркомата, квартиру обменять поможем или дадут новую. В Москве теплее, это большой, шумный и тоже красивый город. Зарабатывать будешь даже побольше, в наркомате много льгот, пайки, я готов помогать, если появятся денежные затруднения…

— Ты не хочешь, чтобы он переезжал? — помедлив, спросила она.

— Ты сама говорила, что… он тебе неприятен. Зачем продолжать семейную жизнь, которая кроме огорчений ничего не приносит, — Киров отошел к столу, закурил.

— Я уже думала об этом и хотела с ним объясниться, но…

— Что тебя останавливает?

— Он сейчас без работы, уже три месяца, я не могу его выгнать на улицу. — Мильда вздохнула, расстегнула верхнюю пуговичку на блузке, села в кресло.

— А почему он не устроится на работу? — удивился Киров.

— Его не берут в институт истории. Лидак…

— Я знаю! — перебил ее Киров. — Читал его слезное послание ко мне. Лидак его и не возьмет, а я ничего не могу сделать, даже формально заставить директора восстановить его. У него строгий выговор с занесением, а с таким нарушением в Институт истории партии имеют право не брать. Но есть тысячи других мест, ему предлагали пойти на