огромного охранника, которому так и не удалось отцепить от себя почерневшую от копоти и крови руку. Увидел он и хозяина этой руки, сидевшего в углу рядом с оторванной человеческой головой. Безголовое тело оказалось заброшено на полки с упаковками денег. Неужели все это оценивается всего лишь в тысячу марок?

— Если сунетесь ко мне, я вас буду отстреливать! — крикнул он. — Я жадный. Мне нужны все деньги!

— Да кто ты такой?

— Я, твою мать, тот, кто заслуживает распоряжаться всеми этими богатствами.

В дверь застучали, вероятно — ногами. Кто-то с разбегу принялся наскакивать на нее всем своим телом. Не, толщина дерева, могучие петли и засовы — вряд ли без посторонней помощи их взять. А помогать горе-охранникам он не собирался.

Единственное уязвимое место — это окно. Пролезть в него они не смогут, но через него можно как-нибудь исхитриться и достать его самого. Только как? К чему надо готовиться?

Тойво надеялся, что поджигать сам склад и его вместе с ним они не будут — его жизнь гораздо дешевле того количества марок, которые здесь собраны. Два убитых взрывом, два убитых им самим, раненный и он — стоимость одна тысяча финских марок. В среднем даже по сто семьдесят марок за рыло не выходит. Даже как-то обидно.

В печную трубу залезть у его врагов тоже не получится. Для этих парней с пистолетами время Joulupukki (Санты Клауса, иными словами) прошло. Подземные коммуникации отсутствуют — все-таки это было временное строение. Единственное, что приходило в голову — это дым.

Его можно выкурить посредством дымовой завесы, устроенной в помещении. Хотя, конечно, существует возможность запустить отравляющий газ иприт, как это делали культурные убийцы — немцы — на полях первой мировой. Только вызывало сомнение, что смертоубийственная химия в свободном доступе для любого страждущего.

Тойво обыскал все тела на предмет вооружения и увеличил свой арсенал еще на три нагана. Когда же он достал свой револьвер, то пять стволов на одного человека — да это просто пять часов прицельного боя! Он загасил керосиновую лампу, которая чудесным образом пережила взрыв бомбы, и оказался в темноте. Снаружи должно быть светлее, чем внутри — там снег отражает свет.

Раненный парень лежал тихо, как мышь под веником. Антикайнен заставил его выпить обнаруженный сладкий остывающий кофе для поддержания сил, посетовав при этом, что финны редко пьют чай. Сладкий чай для восстановления сил после значительной потери крови, конечно, лучше всего. А еще лучше — доктор и больница.

Тойво выложил пистолеты таким образом, чтобы они всегда были в состоянии доступности, и приготовился ждать сюрпризы. Его ум пока не мог найти способ, как можно было бы и деньги все сохранить, и его самого нейтрализовать, и проделать это по возможности в кратчайшие сроки. Хоть этот факт был отрадным, но в то же самое время заставлял тревожиться: предугадать действия врагов было невозможно.

Антикайнен даже не пытался усидеть на одном месте, все время двигаясь и не упуская из внимания зарешеченное окно, которое выделялось на фоне черной стены своим светлым содержанием: звезды, небо. Как бы тихо он ни пытался шагать, но битое стекло, щепки и прочий мусор на полу озвучивали каждый его шаг еле уловимым шелестом.

Однажды, когда он оказался напротив окна, с той стороны, вдруг, раздался голос, который произнес только одно слово: «Есть!» В тот же момент между решетками что-то возникло. Тойво даже не пытался разобраться, что именно, моментально поднял маузер и выстрелил. Вероятно, он попал, но это не имело значение.

Что-то было не так. Вспышка выстрела на мгновение осветила его, а потом в его левое плечо что-то ударило с такой силой, что Тойво отлетел к стене. Да что там отлетел — он оказался прижат к ней, или, даже, вернее — приколот, как бабочка к листу картона. То, что ударило его, оказалось длинным колом.

Нашли все-таки парни Таннера решение! Изготовили копье, прислушались к его шагам, вычислили, когда он проходит мимо окна, выставили свое колющее оружие и вонзили его, целясь на вспышку выстрела. Попадание было удачным для всех: для охранников — что попали, для Тойво — что не попали в грудь и не убили нахрен.

Чья-то нетерпеливая личность сунулась в окно, словно желая удостовериться в успехе, но Антикайнен сразу же выстрелил навскидку, после чего личность с недовольным криком исчезла. Тойво ухватился за древко и, превозмогая боль, попытался завалиться вбок. Конечно, это сделать удалось, потому что даже сделанное из самого прочного дерева копье имеет свойство изгибаться. Пока он двигался в сторону, народ с той стороны открыл по окну беспорядочную стрельбу, не рискуя, однако, выцеливать.

Стиснув зубы, Антикайнен дернулся в сторону и освободился от упирающегося в его плечо кола. Но тут же чья-то шальная пуля, срикошетив от решетки, щелкнула ему прямо по лбу. Так, во всяком случае, ему показалось. В глазах запрыгали искорки, багровый туман застилал собой силуэт окна, голова начала отчаянно кружиться.

Чтобы не завалиться на пол, Тойво оперся раненной рукой о стену и тут же вскрикнул от боли. Как ни странно, эта боль привела его в чувства. Он поднял тяжелый маузер и высадил из него все патроны до щелчка магазина, попадая и в небо, и в стену, и даже в ту же самую решетку.

Отбросив бесполезный пистолет, Антикайнен поднялся на ноги и, качаясь, как былинка на ветру, переместился в угол. Он собрал вокруг себя все свое оружие и сел, упершись спиной в стену возле входной двери. Теперь он не видел окна, но запросто мог контролировать появление в нем чего-то извне: руки с наганом, ноги с ножом, или головы с папироской.

— Эй! — донесся до его слуха окрик с улицы. — На что ты надеешься, парень?

— Toivo — значит «Надежда», — сказал он шепотом и выстрелил в направлении окна.

  Над землей бушуют травы.

  Облака плывут кудрявы.

  И одно, вон, то, что справа — это я.

  Это я, и нам не надо славы.

  Мне и тем, плывущим рядом.

  Нам бы жить — и вся награда.

  Но нельзя.[18]

Эпилог

1 марта 1918 года в Петрограде был заключен договор о дружбе между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и братской рабочей республикой Финляндии. Страна Суоми раскололась на две противоборствующие части. Это не означало, что она стала меньше по размеру, это означало лишь гражданскую войну.

Буржуазное правительство Свинхувуда