Даже до живущего уединенно Шанданьяка дошли слухи о Морсилле — толстом, лысом моложавом богаче, который в конце ноября объявился в Кингстоне и с тех пор постоянно вкладывал большие деньги не только в сахар и землю, но и в торговлю рабами. И на прошлой неделе от Морсиллы пришло письмо с предложением партнерства в каком-то земельном предприятии. Шанданьяк охотно откликнулся на это предложение, поскольку видел в нем возможность освободиться от опеки Сегундо. Морсилла прислал ему длинное, дружелюбное письмо, где вскользь упомянул о желании жениться на привлекательной энергичной молодой леди, предпочтительно шатенке. Шанданьяку так хотелось понравиться Морсилле, что он даже упомянул в письме о молодой девушке с легкой мозговой лихорадкой, которая гостила у него. В том же самом письме он пригласил Морсиллу на свой званый вечер и был так доволен, когда Морсилла ответил согласием, что даже и не волновался по поводу постскриптума, в котором богач выразил интерес к указанной молодой леди.

Луч солнца, ударив в глаза, вырвал его из этих размышлений, и Шанданьяк снова поднял подзорную трубу. На этот раз он не опускал ее, поскольку корабль проплывал мимо берега, развернувшись левым бортом. Похоже, его немного потрепало во время шторма: отсутствовало несколько рей, оснастка была повреждена и починена на скорую руку, нижние паруса на бизань-мачте были порваны и путались в такелаже, но Шанданьяк ясно различал людей на палубе. Оперев подзорную трубу о маленькое чахлое деревце, росшее неподалеку, он принялся внимательно осматривать матросов на палубе и через несколько секунд различил Сегундо.

Тот стоял у бизань-мачты, спиной к нему, но Шанданьяк легко узнал его фигуру, одежду и седые волосы. Потом Сегундо повернулся, и Шанданьяк облегченно рассмеялся, потому что он повсюду узнал бы это морщинистое лицо и пронизывающий властный взгляд. Пока Шанданьяк смотрел, Сегундо поставил ногу на разбитый транец, и хотя правая его рука оставалась в кармане камзола, левой он размашисто помахал, одновременно кивая головой.

Шанданьяк в ответ тоже помахал рукой, зажав в ней подзорную трубу, хотя и знал, что его жест не увидят на корабле, и даже не слишком огорчился, когда металлический тубус трубы выскочил из закоченевших пальцев, полетел вниз и разбился о камни у подножия скалы. Весело насвистывая, Шанданьяк повернулся спиной к морю и направился к коляске.

И Шэнди, под прикрытием перепутанных парусов и оборванных канатов, привязанный к мачте, в изнеможении опустил руки. Теперь можно было не отгонять радужные переливы перед глазами и позволить сознанию покинуть себя. Его руки выпустили скользкое от крови коромысло. Мгновение оно балансировало на рее, а потом повисло. И марионетка на палубе внезапно приняла поразительную позу: труп Харвуда, более или менее поддерживаемый в вертикальном положении веревками, откинулся назад, задрав левую ногу и вскинув голову; невидящие глаза уставились в небо, губы продолжали улыбаться, он напоминал танцора, застывшего посередине особенно энергичного движения.

Несколько секунд пираты с удивлением смотрели на это странное зрелище, потом один из них перекрестился и саблей перерубил веревки, которыми были прошиты рука, голова и ноги Харвуда. Раздался громкий стук — это упало коромысло. Секундой позже с глухим звуком мертвое тело рухнуло на палубу, конец одной из освободившихся веревок перелетел через рею и хлестнул Шэнди по щеке. Тело Харвуда распласталось на палубе, словно сломанная кукла. Трупное окоченение уже началось, и Шэнди немало пришлось поработать пилой, прежде чем пришивать веревки.

Удар заставил Шэнди очнуться. Щурясь, он стал оглядываться по сторонам и сделал попытку освободиться из веревок, которые были пропущены под мышками.

— Вышвырните его за борт, — распорядился Скэнк, кивнув на труп Харвуда.

— Нет! — закричал Шэнди и едва снова не потерял сознание от усилия.

Пираты на палубе удивленно уставились на своего капитана.

— Только... не его тело, — хрипло выдохнул Шэнди, пытаясь как-то распутать веревки, чтобы спуститься. — Ни одна капля... черт бы побрал эти веревки!.. его крови... не должна попасть в море. — Наконец он сумел выпутаться из веревок и, уцепившись за мачту, дал себе передышку, глядя сверху вниз на палубу. — Вы поняли? Труп надо будет обязательно сжечь, когда вы высадите меня на берег.

— На берег, — тупо повторил один из пиратов. — Ты собираешься высадиться на берег.

— Ну конечно, я сойду на берег, — проворчал Шэнди. Он подергал узлы, стараясь их развязать. В глазах от напряжения потемнело, порезанные руки невыносимо болели.

— Эй, кто-нибудь, заберитесь сюда и помогите мне выпутаться! Я хочу... — Он почувствовал, как обморок снова накатывает на него, и усилием воли постарался его прогнать. — Я еще хочу успеть на торжественный обед.

«Кармайклу» понадобилось несколько часов, чтобы добраться до южной оконечности гавани Кингстона. Ветер дул прямо с берега, и не способному маневрировать кораблю приходилось часто менять галсы, чтобы поймать попутный ветер. Вместо того чтобы преодолеть двадцать пять миль по прямой, они сделали все шестьдесят. Шэнди как раз хватило времени сбрить слипшуюся от морской воды бороду, в которой пробивалась седина, подыскать подходящую одежду из гардероба Харвуда и натянуть на израненные руки лайковые перчатки.

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда перед ним предстал лес мачт в гавани, а за красными крышами в лиловой дымке открылись вершины гор. Ему пришло в голову, что он наконец добрался до Кингстона, и даже на борту «Кармайкла», правда, с опозданием на шесть месяцев. Он припомнил, как они с Бет преждевременно праздновали прибытие, кидая морские сухари чайке, и как он собирался вечером отобедать вместе с капитаном Чавортом.

Он дал команду рулевому не приближаться к берегу и повернулся к Скэнку.

— Прежде чем спустить шлюпку, заверните Харвуда в полотнище и положите на дно, — распорядился он. — Спускайте шлюпки очень осторожно. Мне необходим гребец, а ты отведи «Кармайкл» на юг за рифы и жди нас там. Если мы не вернемся на корабль завтра утром, то поднимай якорь. Это будет означать, что нас арестовали и каждый час промедления может стоить вам всем жизни. Ты останешься за капитана, Скэнк. Поделите добычу по справедливости и живите себе припеваючи. Я, право, не знаю, можно ли считать наш рейд нарушением условий амнистии. На всякий случай скройтесь куда-нибудь, где о нас и слыхом не слыхали. Нагуляй жирок, валяйся на солнышке и пей каждый день, поскольку будешь пить и за меня тоже.

Вероятно, Скэнк не был способен плакать, но его узкие глазки подозрительно блестели, когда он с чувством потряс правую руку Шэнди.

— К черту, Джек, ты справишься. Ты же выходил невредимым и не из таких переделок.

Шэнди криво ухмыльнулся:

— Ты прав, переделки были. Ну что ж, ладно, грузите Харвуда...

— Оставьте труп пока на борту, — послышался откудато снизу, из трюма, громкий голос.

Шэнди и Скэнк оба узнали голос и пораженно смотрели, как Печальный Толстяк взбирается на трап. Он обмотался обрывком паруса, задрапировав парусиной торчавший из груди обломок реи, и двигался более медленно, чем обычно, но во всем остальном казался прежним: сильным, суровым и бесстрастным.