Пораженная, она молчала, пожирая Роулингса взглядом.

– А когда ты догадался, что я твоя дочь? – обретя дар речи, прошептала она.

– Наверное, в тот момент, когда впервые заглянул в твои глаза. Они были такими ясными, чистыми – совсем как у Араминты. – Это имя он произнес с особой теплотой. – А когда ты сказала, что родом из Уайлока, да еще сообщила свой возраст, я окончательно уверился в том, что ты – моя дочь.

– Ты произносишь имя моей матери с такой любовью…

– Я действительно ее любил, – ответил он просто. – Всем сердцем.

– Тогда почему ты не приехал за ней? – дрожащим голосом поинтересовалась девушка. – Ведь она тоже любила тебя всю жизнь.

Роулингс помрачнел.

– Понимаешь, Лорейн, – начал он, – человек, с которым я дрался на дуэли, умер, и я был вынужден бежать из Англии. У берегов Ирландии корабль, на котором я плыл, потерпел крушение. Вернувшись в Уайлок, я узнал, что твоя мать исчезла. Удивленный и опечаленный тем, что она не оставила мне даже записки, я с удвоенной энергией посвятил себя королевской службе. Когда на троне воцарился король Карл II, он решил в благодарность за преданность осчастливить меня женитьбой на богатой наследнице. Но вместо этого я выбрал в жены юную девицу из Суссекса. Она была бесприданницей, к тому же хрупкой и болезненной, и у нее не осталось никого, кто мог бы о ней позаботиться.

«Никогда бы не подумала, что он способен на такое благородство!» – мелькнуло у Лорейн.

– Вскоре я узнал, что твоя мать вышла замуж и переехала в Род-Айленд. Будучи человеком чести, я не мог бросить Мэри. Да и твоя мать вряд ли согласилась бы оставить мужа и бежать со мной…

Лорейн вовсе не была в этом уверена. Она хорошо помнила, как несладко жилось ее матери с Джонасом Лондоном.

– Но ты мог хотя бы написать! – с упреком сказала она.

– Я писал и даже получал ответы, хотя Араминта ни разу не упомянула о тебе. Все эти долгие годы, пока Мэри болела, я посылал твоей матери… – Он запнулся.

– Так это ты посылал нам деньги! – догадалась Лорейн.

Роулингс смущенно кивнул.

– Значит, и женьшень был куплен Джонасом на твои деньги! – в восторге вскричала Лорейн. – Женьшень, благодаря которому я стала обладательницей ста тысяч фунтов!

– Это был подарок человека, который любил твою мать, – мягко заметил губернатор. – Я бы не мог дать тебе большего…

– Ошибаешься. Сегодня ты преподнес мне нечто гораздо более ценное – настоящего отца…

– Ты права, – согласился Роулингс. – Я бы мог открыться раньше, но мне хотелось вначале получше узнать тебя. Я горжусь тобой, девочка! И намереваюсь объявить своей законной дочерью…

– Но это вызовет грандиозный скандал! – предупредила она.

– Мне не привыкать – на своем веку я повидал их немало. Знай я о твоем существовании, я бы давно это сделал. Но теперь ничто не помешает мне объявить всему миру, что моя дочь наконец нашлась. Я перепишу все бумаги. Ты станешь не только моей единственной дочерью, но и наследницей!

– Неужели ты это сделаешь? – ахнула Лорейн.

Роулингс воинственно выпятил подбородок:

– Конечно! Причем немедленно!

Он схватил ее за руку и поволок к двери.

– Прекратите играть! – властно потребовал он.

Музыканты отложили смычки, танцующие замерли на месте.

– Представляю вам мою вновь обретенную дочь, леди Лорейн Роулингс!

Воцарилась мертвая тишина. Молли Фиппс, издав приглушенный вопль, рухнула в обморок.

На следующее утро на плантацию «Малая удача» прибыл гонец и потребовал, чтобы к нему привели Филиппа Дедуинтона. Когда молодой человек появился, гонец наставил на него пистолет.

– Если вы попытаетесь оказать сопротивление или вздумаете бежать, у меня приказ – стрелять без предупреждения.

Путь до Бриджтауна был не так уж длинен, но Филиппу он показался бесконечным. Не слишком приятно путешествовать в обществе человека, которому приказано стрелять при твоем малейшем неверном шаге! Всю дорогу до резиденции губернатора молодого человека терзали мрачные предчувствия – что на этот раз уготовила ему судьба?

Решив, что лучший способ обороны – это нападение, Филипп мысленно репетировал, как он будет рассказывать губернатору о незаконных действиях Лорейн. Только бы ему удалось завоевать его симпатию!

Одетый по обыкновению в серебристо-черные тона, Роулингс восседал за небольшим письменным столиком. Он производил столь внушительное впечатление, что вся решимость Филиппа куда-то улетучилась.

– Я сейчас все объясню! Насчет света… – отчаянно выкрикнул он и запнулся.

– Насчет света? – недоуменно переспросил Роулингс.

– То есть насчет фонаря, из-за которого «Летучая рыба» разбилась о рифы.

– Понятно. – Губернатор подавил зевок. – Рассказывайте, я вас слушаю.

– Я вывесил фонарь только для того, чтобы привлечь внимание капитана. У меня и в мыслях не было устраивать крушение!

Губернатор сдвинул брови.

– Насколько мне известно, вы живете на побережье. Неужели вы не знаете, что ночью и во время шторма свет фонаря заменяет маяк?

– Но я фермер, а не моряк.

– И все же для чего вам понадобилось махать этим злосчастным фонарем?

Филипп оживился. Кажется, все идет по плану!

– Потому что меня против воли удерживали на плантации. Я был пленником этой… этой дьяволицы с «Удачи»!

– Ну, к этому мы еще вернемся. А пока вы обвиняетесь в том, что послужили причиной кораблекрушения и покушались на убийство.

Лицо Дедуинтона, несмотря на загар, стало мертвенно-бледным.

– Что же мне делать? – вскричал он.

– Советую рассказать все без утайки. Для начала объясните, как вы познакомились с вышеозначенной девицей, как развивались ваши отношения. Сдается, что причиной вашего нынешнего плачевного положения послужило то, что в свое время вы изрядно ей насолили. Я прав?

Филипп не заставил себя долго упрашивать. Он выложил все: и о злополучном пари, и о встрече в Йорктауне. Когда он закончил, воцарилось молчание. Лицо губернатора выражало сочувствие, но сочувствовал он не рассказчику, а несчастной юной служанке.

Когда он посмотрел на Филиппа, его глаза светились такой яростью, что несчастный отпрянул.

– Факты очевидны – вы послужили причиной гибели корабля! На этом острове людей вешают и не за такие преступления. Но поскольку вы сделали это не нарочно, я намерен вас помиловать. До виселицы дело не дойдет, если вы напишете то, что я вам сейчас продиктую.