Дима вскрикнул и осел на пол.

Костя так и не смог понять, каким образом он оказался на Олеге и успел перехватить снова начавшую подниматься руку с оружием. Совершенно спокойно и расчетливо он ударил во второй, неповрежденный глаз, а потом, ломая пальцы, отобрал у противника оружие. Схватив «ТТ» как молоток, он, не задумываясь, вогнал ствол Олегу в рот.

— Пи…ц тебе, сука, — прошептал он, обхватывая рукоятку и кладя палец на спуск.

— Стоять, милиция! — донесся с лестницы, еще издалека, истошный вопль, сопровождаемый щелчком передергиваемого автоматного затвора. — Всем стоять!

Совершенно спокойно Костя отметил, что кто-то из жильцов все-таки позвонил по «02», закрыл глаза и потянул спусковой крючок.

Курок сорвался с боевого взвода и упал на ударник, но выстрела не произошло. Услышавший характерный щелчок Олег замычал и попытался отдернуть голову, но Костя вогнал пистолет еще дальше и пресек эту попытку.

— Бросай оружие, стреляю! — донесся из-за спины перепуганный голос.

Костя обернулся.

На площадке замерли две фигуры в синей форме и пятнистых бронежилетах. Один держал автомат, другой — пистолет и дубинку. «Зачем она ему нужна?» — не к месту подумал Ковалев.

— Спокойно, я свой. Угрозыск Правобережного РУВД, капитан Ковалев.

«Бывший капитан, теперь уже точно — бывший», — мелькнуло в голове.

— Бросай оружие!

— Брошу.

Костя выдернул «ТТ», задумчиво посмотрел на него, протер рукавом места, которых касался, и отбросил оружие в сторону. Встал.

— Уберите его! — заорал Олег с неожиданной силой. — Это псих, он напал на меня! Уберите, я все скажу!

— Заткнись, — негромко сказал Костя, и крик оборвался. — Надо срочно «скорую». Тот раненый — мой коллега. Я сейчас достану удостоверение, только не пристрели меня при этом…

Автоматчик продолжал целиться в него, а второй, отложив дубинку, достал рацию.

Карман, в котором обычно хранилось удостоверение, оказался пуст, и Костя вспомнил, что перед началом драки держал его в руке. Наверное, отлетело куда-то…

Дима открыл глаза, посмотрел на свой залитый кровью пиджак и попробовал подняться. Пистолет вывалился из его руки и упал на паркет. Костя шагнул к нему.

— Стоять! — ствол автомата дернулся.

Не обращая внимания, Костя присел рядом с другом. Дима криво улыбнулся.

— Кажется, обошлось…

— Конечно, обойдется! — осторожно отогнув пиджак, Костя попытался определить, куда попала пуля. На первый взгляд, рана казалась неопасной. — В мякоть попала… Навылет. Ерунда, через месяц уже забудешь.

— Хорошо, что я толстый, — Дима закрыл глаза и привалился к стенке.

Откуда-то издалека донесся и стал стремительно нарастать вой сирен. К ним спешила не одна машина.

— Сейчас врач будет… — Костя тронул Петрова за плечо. — И… Спасибо тебе!

Сирены взвыли в последний раз, а спустя минуту на лестнице раздался топот многих ног.

Петров опять открыл глаза и попытался сесть.

— Забери «ствол», в больнице он мне ни к чему. И машину отгони, помнишь, где у меня стоянка? Черт, болит все-таки…

Ранение оказалось неопасным, хотя прошедшая навылет пуля зацепила не только мягкие ткани. Петрова поместили в палату Окружного военного госпиталя, и Костя, после завершения формальностей, связанных с задержанием Олега Рубцова и перестрелкой, снова заехал к нему.

В палате было душно и пахло медикаментами. Дима выглядел неплохо, хотя правую часть груди скрывала огромная повязка. Лежа на спине, он читал какую-то газету.

Костя присел рядом на шаткий стульчик, выложил на тумбочку несколько пачек сигарет и нехитрый набор продуктов, вопросительно посмотрел на друга. Дима понял правильно:

— Бутылку принес? Это хорошо. Давай по чуть-чуть. Посмотри в тумбочке, там пара стаканов валялась.

— А тебе можно сейчас? — Костя вытащил из пакета бутылку, сорвал металлическую пробку.

— Можно, конечно! Даже нужно. Наливай!

В палате лежали еще двое больных. От предложения не отказался никто.

— Плохо, не вовремя все это, — сказал Дима, закусывая соленым огурцом.

— Это никогда вовремя не бывает, — угрюмо отозвался его сосед, вернувшийся из Чечни майор артиллерии.

— Я не про то… Костик, наливай еще, не жди. Черт, больше недели они меня тут не продержат. Надо ведь и с твоим делом решать.

— Успеем, — Костя сдвинул разномастные стаканы вместе, проверяя, где сколько налито. — Есть кое-какие идеи. Если повезет, то все обойдется.

— Когда успеем-то? С тобой тянуть не станут, месяц-полтора, и все.

— Я знаю. Думаю, успеем. По крайней мере, должны. А ты давай, выздоравливай. Давай, за тебя! И еще раз… Спасибо тебе!

— Не стоит. Давайте, мужики!

Стемнело. Костя, не спеша, ехал на машине Петрова, чтобы поставить ее на стоянку. Улица проходила через один из кварталов промышленной зоны в северной части города и была пустынной. С обеих сторон тянулись мрачные заборы фабрик, далеко впереди, на перекрестке, мигал желтым светофор. Ни прохожих, ни машин не было, и Костя раздумывал о том, как разобраться со своими неприятностями. У него действительно появились кое-какие мысли по этому поводу. В перспективе все это должно было принести успех, но требовало тщательной проработки и подготовки. По его расчетам, оставалось около месяца до того момента, как приказ о его увольнении будет подготовлен и подписан. Надо уложиться в этот срок.

Инспектор ГАИ вынырнул откуда-то справа, из узкого проезда между ограждениями обувной фабрики и механического завода. В свете фар «шестерки» блеснули кокарда на фуражке и нагрудный жетон. Щурясь, инспектор присмотрелся к номерам машины, подождал и в самый последний момент поднял светящийся жезл.

Включая правый поворотник, Костя посмотрел на спидометр. Пятьдесят с небольшим. Пил он немного и несколько часов назад, так что с этой стороны проблем тоже не должно быть. Разве только из-за документов… Но ведь, все-таки, свой, мент. Хотя…

— Лейтенант Снегирев, отдельный батальон дорожно-патрульной службы ГАИ. Документы, пожалуйста.

Костя вытащил из кармашка на козырьке техпаспорт, достал права и вылез из машины.

Лейтенант, похлопывая себя жезлом по ноге, стоял около капота. Ему было не больше двадцати пяти лет, и служил он, явно, недолго, но лицо уже успело приобрести характерное выражение. Форма сидела на нем идеально, как на манекенщике, и все в ней было новеньким, сверкающим, хорошо подогнанным, даже кобура была не стандартной, образца пятьдесят какого-то года из негнущейся толстой кожи, а открытая, иностранного производства, со множеством красивых застежек и карабинчиков.