Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попытки оставить после себя культурное наследие также редко бывают успешными. От польских родственников моей бабушки осталось лишь несколько выцветших фотографий в семейном альбоме, и даже бабушка, которой исполнилось девяносто шесть лет, не может вспомнить их имён. Насколько мне известно, они не оставили после себя никаких культурных артефактов — ни стихов, ни дневника, ни даже списка покупок. Вы можете возразить, что они внесли вклад в коллективное наследие еврейского народа или сионистского движения, но это вряд ли придаст смысл жизни каждого из них. Более того: откуда вы знаете, что все они гордились своей еврейской идентичностью или поддерживали сионистское движение? Может, один из них был убеждённым коммунистом и пожертвовал жизнью, работая на СССР? А другой больше всего хотел ассимилироваться в польском обществе, сделать карьеру в польской армии, но был убит Советами в Катыни? А вдруг одна из женщин семьи была радикальной феминисткой, полностью отвергающей религиозную и национальную идентичность? От них ничего не осталось, и поэтому очень легко посмертно приписать их к той или иной группе — они не смогут возразить.
Если мы не в состоянии оставить после себя что-то осязаемое — генетический код или стихи, — возможно, будет достаточно сделать мир хоть немного лучше? Вы поможете человеку, а он потом поможет кому-то ещё, и таким образом вы внесёте вклад в улучшение этого мира и станете маленьким звеном в великой цепи доброты. Может быть, вы станете наставником для трудного, но талантливого ребёнка, который выучится на врача и спасёт сотни жизней? Может быть, вы переведёте через дорогу старушку, подарив ей радость хотя бы на час? Да, это достойные поступки, но великая цепь доброты немного похожа на пирамиду из черепах — совершенно непонятно, откуда исходит её смысл. Однажды мудрого старика спросили, что он понял о смысле жизни. «Знаете, — ответил он, — я понял, что пришёл на эту землю, чтобы помогать другим людям. Но не могу понять, зачем здесь другие люди».
Те, кто не верит в великие цепи, будущее наследие и коллективный эпос, могут обратиться, возможно, к самой приземлённой и самой прагматичной истории — романтике. Она не стремится выйти за пределы существования здесь и сейчас. Как свидетельствуют бесчисленные любовные поэмы, когда вы влюблены, вся вселенная сводится для вас к мочке уха, реснице или соску любимого человека. Глядя на Джульетту, прижавшую ладонь к щеке, Ромео восклицает: «О, если бы я был её перчаткой, чтобы коснуться мне её щеки!». В единении всего лишь с одним телом здесь и сейчас вы чувствуете связь со всем космосом.
Но, откровенно говоря, ваш возлюбленный — обычный человек, ничем особенным не отличающийся от множества людей, на которых вы не обращаете внимания в транспорте или супермаркете. Но для вас он бесконечно важен, и вы счастливы потеряться в этой бесконечности. В каждой культуре поэты-мистики часто объединяли романтическую любовь с космическим слиянием, писали о Боге как о возлюбленном. А поэты-романтики приравнивали своих возлюбленных к богам. Если вы действительно любите кого-то, вас не беспокоят вопросы смысла жизни.
А если вы не влюблены? Конечно, если вы верите в романтическую историю, но не влюблены, то по меньшей мере знаете цель своей жизни: найти настоящую любовь. Вы видели её во множестве фильмов, читали о ней в самых разных книгах. Вы знаете, что однажды встретите особенного человека, увидите бесконечность в двух сияющих глазах и вся ваша жизнь вдруг обретёт смысл, а на все вопросы будет получен ответ — бесконечное повторение одного имени. Так было с Тони из «Вестсайдской истории» и с Ромео, увидевшим стоящую на балконе Джульетту.
Тяжесть крыши
Хорошая история должна давать мне роль и выходить за пределы моего кругозора, но ей не обязательно быть правдивой. Даже чистая выдумка способна помочь мне понять, кто я, и почувствовать, что моя жизнь имеет смысл. С точки зрения науки ни одна из тысяч историй, которые с незапамятных времён появлялись в самых разных культурах, религиях и племенах, не была правдой. Все они придуманы людьми. Если вы спросите кого-то о смысле жизни, а в ответ услышите историю, можете не сомневаться — ответ неверен. Точность деталей не имеет значения. Любая история неверна — просто потому, что это история. А происходящее во вселенной не похоже на историю.
Почему же люди верят в вымысел? Во-первых, на таких историях строится идентичность людей. Нас с раннего детства учат верить в истории. Их рассказывают родители, учителя, соседи и вся окружающая культура — задолго до того, как мы обретаем интеллектуальную и эмоциональную независимость, необходимую, чтобы ставить под сомнение и проверять услышанное. К тому времени, как у человека созревает интеллект, он успевает столько вложить в эту историю, что использует свои интеллектуальные способности скорее для обоснования этой истории, чем для её опровержения. Большинство из тех, кто пытаются понять себя, похожи на детей, отправившихся на поиски сокровищ. Они найдут только то, что заранее припрятали для них родители.
Во-вторых, на историях строится не только идентичность, но и коллективные институты. Поэтому сомневаться в истории очень страшно. Во многих обществах каждый, кто на это осмелится, подвергается остракизму или преследованиям. Но и без этого нужно обладать железными нервами, чтобы подвергнуть сомнению саму основу общества. Ведь если признать историю ложью, то весь привычный мир потеряет смысл. Государственные законы, социальные нормы, экономические институты — всё это может рухнуть.
Большинство историй не разваливаются благодаря тяжести крыши, а не прочности фундамента. Возьмём, например, христианскую историю. Фундамент у неё очень слабый. Какие у нас есть доказательства, что сын творца вселенной был рождён как углеродная форма жизни в галактике Млечный Путь приблизительно 2000 лет назад? Какие у нас есть доказательства, что это случилось в Галилее и что его мать