Опубликованное в академическом Полном собрании сочинений Достоевского его письмо к Э. И. Тотлебену датировано тем же 4 октября 1859 г., что и очередное письмо барону Врангелю. Посланы они были в одном конверте в Петербург по адресу: «На Невском проспекте в доме Меняева за Аничковым мостом». «Прилагаю тут же письмо к Эдуарду Ивановичу, — пишет Достоевский другу. — Прочтите его, запечатайте, надпишите адрес и передайте Эдуарду Ивановичу, если возможно, лично. Надеюсь на Вас во всем. Поддержите меня и попросите его за меня. Мое положение в Твери прегадкое».

Тотлебену же, обрисовав все бедственные последствия своего отрыва от столичной жизни, Достоевский писал: «…Эдуард Иванович! Спасите меня еще раз! Употребите Ваше влияние, как и три года назад. Может быть, если б Вы сказали обо мне князю Долгорукому, то побудили бы его скорее кончить дело. На Вас вся надежда моя».

Э. И. Тотлебен. Литография по фотографии 1860-х гг.

Врангель выполнил поручение Достоевского. Правда, письмо Тотлебену передал не он сам, а его дядя, так как в день получения письма Врангель уезжал из Петербурга в деревню. Но по возвращении он побывал у Тотлебена, пил у него чай[565]. 25 октября он сообщал в Тверь: «…только третьего дня узнал, что Тотлебен говорил о Вас с Долгоруковым, показывая ему Ваше письмо, и получил от него обещание сделать всё…»[566]

Может быть, это письмо неверно датировано публикатором. А может быть, Тотлебен не однажды говорил о судьбе писателя с сильными мира сего, но сам он лишь 29 октября написал Достоевскому: «По получении Вашего письма я, к сожалению, был лишен возможности немедленно исполнить Вашу просьбу. Князь Долгоруков с Государем находились в Варшаве. Вчера я имел возможность говорить с князем Долгоруковым и с г<енерал-адъютантом> Ал. Е. Тимашевым (управляющим III Отделением), оба изъявили полное свое согласие на постоянное Ваше проживание в Петербурге…»[567]

Вслед за этим потянулось томительное ожидание. И в очередном письме Достоевский вновь просит Врангеля: «Если услышите что-нибудь, сообщите ради Бога, умоляю Вас, добрейший Александр Егорович. Жду не дождусь. Живу точно на станции…»

2 ноября Достоевский получил в Твери процитированное выше письмо Э. И. Тотлебена. В тот же день он, вновь через Врангеля, посылает ему ответное письмо с выражением своей чрезвычайной благодарности. 9 ноября Врангель дает ему отчет об исполнении его нового поручения: «Немедленно по получении Вашего письма, друг мой Федор Михайлович, я написал несколько строчек Тотлебену, приложив и Ваше ему послание, и отправил на следующее утро с человеком. Сам я уже две недели что лежу дома больной…»[568] Тут же он дает другу совет: «Я думаю, что Вы, имея в руках письмо Тотлебена о согласии Тимашева и Долгорукова на Ваше водворение в столице, смело можете теперь приехать сюда хотя бы на короткое время, чтобы лично переговорить с этими господами…»[569]

Несмотря на ходатайство Э. И. Тотлебена, дело тянулось чрезвычайно медленно. Лишь 22 ноября 1859 г. князь В. А. Долгоруков «входил о сем, — как сообщает суконным языком официальный документ за № 2126, — с всеподданнейшим докладом, вследствие коего Государь император на означенную просьбу всемилостивейше соизволил, с тем, однако, чтобы учрежденный за Достоевским секретный надзор продолжаем был и в Петербурге»[570]. В Твери этот документ был получен 25 ноября. В тот же день тверской губернатор граф П. Т. Баранов официально уведомил писателя о всемилостивейшем разрешении ему «жительства в Петербурге»[571].

За сборами и болезнями Достоевский смог перебраться в Петербург и перевезти жену с пасынком только в конце декабря 1859 г. Но у нас есть веские основания считать, что в конце ноября — первых числах декабря он, как и советовал ему Врангель, на несколько дней приезжал в Петербург, чтобы встретиться с родными и друзьями, снять квартиру, устроить свои неотложные литературные дела[572]. Из всей картины, встающей со страниц его переписки с бароном Врангелем, как она представлена выше, непреложно следует, что в этот первый приезд в столицу после десятилетнего отсутствия, несмотря на массу хлопот и встреч, Достоевский просто не мог не выкроить времени, чтобы побывать в гостях у друга, который принял такое сердечное участие в его делах и много поспособствовал тому, что возвращение писателя в Петербург наконец состоялось.

А это значит, что он хотя бы раз, но обязательно побывал в доме С. П. Меняева на Невском проспекте за Аничковым мостом…

Конечно же, Достоевский встречался с Врангелем и после того, как в конце декабря окончательно перебрался в столицу. Но в 1860 г. он, судя по всему, должен был бывать у своего сибирского друга по другому адресу. Дело в том, что квартира в доме Меняева была временным жилищем Врангеля. В одном из писем Достоевскому он писал, что намеревается перебраться жить к брату, который как раз в это время заканчивал Военную академию и возвращался служить в Конно-Гвардейский полк. Поскольку до конца их переписки Врангель не сообщает в Тверь своего нового адреса, можно заключить, что он все еще живет на Невском. Об их тесном общении с Достоевским по возвращении писателя в Петербург свидетельствует письмо Врангеля от 29 февраля 1860 г.[573] Но его новый адрес, к сожалению, нами пока еще не найден[574].

Эпизоды, которые «пронзают сердце»

Адрес Невский проспект, № 96, до недавнего времени не привлекал внимания биографов Достоевского. Между тем есть веские основания полагать, что именно в этом доме, точнее в доме, который в середине 1840-х гг. стоял на этом месте, произошло одно из важнейших событий, предопределивших всю судьбу гения отечественной и мировой литературы.

Во второй половине 1830-х гг., когда Достоевский появился в Петербурге, дом, стоявший на этом месте, принадлежал купцу 3-й гильдии Тарасу Яковлеву[575]. В 1841 г. он перешел по наследству к его сыновьям, а позднее — старшему из них, Ивану Тарасовичу. Представители династии каретных фабрикантов Яковлевых были владельцами дома № 96 по Невскому проспекту до 1917 г.

Как ни странно, в интересующее нас время этот дом еще не был угловым, поскольку Шестилавочная улица (та самая, в которой жительствовал герой повести «Двойник» Яков Петрович Голядкин) еще не доходила до Невского проспекта. Издавна она упиралась в Итальянскую улицу (ныне ул. Жуковского), и лишь когда во второй половине 1840-х гг. была выстроена женская больница в память Ее Императорского Высочества Великой княгини Александры Николаевны (в народе —