медом и солью ее давали пить ужаленным «от ползущих гадов», «от ран и убоя». Само кедровое дерево называлось «негноем», и это подчеркивает сильное противогнилостное действие его соков на животные организмы: «Аще тою тукостию (смолою кедра) помазуем мерьтвое тело, никако же не гниет». Поэтому гробы в богатых семьях делались по преимуществу из этого дерева.

Не оставалась без применения и кора сосновых деревьев, кустарников. Во время голодовок муку из нее бедный люд подмешивал в хлеб. В обычные годы мукой еловой, сосновой кормили домашних животных «ради тукости их тела». Сушеная еловая кора в виде присыпки применялась при «ожарах» (ожогах), давалась внутрь против кровохаркания. «Масть» (мазь) из этой муки с медом пресным и салом медвежьим была распространенным средством при обморожениях, но была равно годна и на «ожары», для лечения белей у женщин. В то же время кожура смолистых растений служила на Севере для получения скипидара (слово, по В. И. Далю, чисто русского происхождения от «скипа» – лучина, осколок дерева). Хотя по торговым и таможенным книгам XVI–XVII вв. явствует, что скипидар привозился к нам «от немець», но северяне еще с незапамятных времен умели приготовлять его самостоятельно из кожуры пихты, ели, сосны путем сухой перегонки дерева. Скипидарным маслом лечили раны, бородавки, подагру, смазывали все тело при горячках, назначали вдыхать нары тростью при зловонной мокроте, «смердящем духе изо рта, носа».

Несколько особняком в северной народной фармакопее стоит можжевельник (т. е. кустарник, растущий между елями – «межи ели»). Его душистая древесина шла у ремесленников на поделку, уголь – на порох, кора являлась прекрасным дубителем, ветками запаривали капустные бочки.

Ствол, ветви, хвоя можжевельника использовались для окуривания хлевов, изб, хором при любой заразе: «Аще во время поветрости емлем мозжевелевое ветвие или само то древо и полагаем на углие и творим с ним дым, тогда никакая черная нечистота губительная не прикасается и на человека не падает, которых дым тот обоймет»[446].

Можжевельник – единственное, растение из хвойных, имеющее ягоды. Эти плоды – в спелом состоянии черно-бурые с синим отливом, охотно поедаемые дроздами – составляют лакомство не только для животных, но и для людей. У всех северных народов Европы и Евразии на этих ягодах исстари изготовляли водочную настойку. Английскому «джину» у русских поморов соответствовало «вино можжееловое». Считая это вино лучшим противоцинготным средством, Аптекарский приказ с середины XVII в. стал заготавливать ягоды можжевельника на Севере не пудами и кошелями, а целыми возами, подводами[447]. Сгущенный сок, выжимки из спелых ягод, чай из этих ягод употреблялись как мочегонное, настой золы из можжевельника в красном вине – для излечения «водяной болезни», можжевеловое масло – лекарство от «камчюга», при золотушном воспалении глаз, пузырчатых сыпях на коже.

Из представителей чернолесья – деревьев и кустарников с опадающими на зиму листьями – наиболее известными в лекарственном отношении были: береза, дуб, рябина, черемуха, калина, шиповник, ива, осина и др.

С березой связан старинный промысел северян – сидка дегтя из бересты – одного из хороших лечебных средств «в скотском деле». Деготь считался народом незаменимым при лечении миазов парнокопытных. Описаны случаи, когда лоси, олени, коровы буквально «на ходу» погибали от личинок оводов, заполнявших рот, нос, уши, а истонченные личинками шкуры считались «пропащими» для выделки. В дегте первоселы обрели одно из самых доступных и в то же время наиболее спасительных средств против «червивой козни скотом». В такой же мере деготь оказывал услугу при лечении полостного и тканевого миазов у людей. В смеси с серой и известью дегтем лечили коросту (чесотку). Пары его давали вдыхать больным «сухоткой». Смешанный с водой, медом, свежими яйцами, деготь пили малыми дозами яри простудах; в деревянных избах щели от клопов замазывали смесью дегтя с салом, воском, глиной.

Еще популярнее был сок березы, получивший в народе поэтическое название «весеннего плача березы». Этим соком («березовицей») для предупреждения инфекции, избыточной грануляции промывали свежие резаные раны. «Понеже та вода оток тушит и гноение ранам и растение диким мясом не дасть расти в ранах язвленьных, кои сечени суть»[448]. Сок пили от каменной болезни, от всяких колик вообще и от колик в почках в особенности. Свежие березовые листья давали в настое при застарелых ломотах, параличах, ванны из березового листа назначали против суставного ревматизма. Вода, перепущенная из листьев, считалась «удобной ко всякому отоку», но особенно при отеке «на мехире» в результате бленноройного заболевания. Почками березы в виде настоя лечили хроническую экзему, внутрь их давали против болезни «стомаха» и как средство, возбуждающее «желание брашна». Бахтарма – тонкая березовая пленка ствола березки в виде свитков – продавалась офенями с рук, ее прикладывали, на порезы в качестве специфического ранозаживляющего средства. Березовый щелок рекомендовался как наружное средство при гнойных поверхностных язвах. От березы получали прекрасный уголь, служивший «лечьцам» «для перепуску» (фильтрации) лечебных водок, внутрь давали его в «порохе» при вздутии «утробы» (при метеоризме).

Дуб (Quercus sp.) ныне растет лишь южнее линии Ленинград – Вологда – Кировск. Но несколько сотен лет назад его северная граница была значительно выше. Для лечения применяли кору, «скепы», листья, «жолуди дубовыя», «орехи скатныя» или «яблока дубовыя» (галлы), омелу дубовую. Отвар из щеп применяли наружно при ломоте и опухолях ног. Ваннами из дубовой коры лечили ожоги. Листья в свежем виде прикладывали к ранам. Промывание ран делали перепущенной из них водой. Перепуск производился «во исходе мая, егда листвия те свежи, на молодом дубе растучи, или кои ветви блиско земли приникающе»[449]. Настойка чернильных орешков – известное средство от ожогов и обморожений. У женщин примочки из них прикладывали к соскам перед родами, чтобы кормление ребенка не было для матери болезненным. Омеле дубовой приписывались мочегонные свойства, а порошком дубовых желудей лечили кровавый понос. Маслом же из «дубовых жолудков» смазывали тело грудным детям в расчете на то, что оно «кожу твердит и обороняет от прилучившихся болезней, яко есть дым, стужа и иныя такия, яко ся до тела доткнути и велми его вредит»[450].

В лечебниках Новгородского извода, в житиях с устья Двины часто упоминается ива. Отдельные ее виды были известны на Севере также под названиями ветла, бредина, чернотал, шелюга я пр. Применялась кора внутрь в качестве вяжущего, кровоостанавливающего, жаропонижающего средства; в древности она была заменителем хины при трясавицах. Вода, «перепущенная» из ивового цвета, употреблялась с противовоспалительной целью для обмывания ран и язв и заслужила особую славу заживлять «жолви» (воспаление лимфатических желез), коросту, рекомендовалась она также для ращения волос: «Аще часто тою водою главу помочим или гребень