– Врач говорит, что рана недостаточно чистая и времени прошло слишком много. Когда это случилось?

– Не знаю. Несколько часов назад. – Торвальдюр взял культю правой рукой. – Но не так уж много. Почему они даже не попробуют?

– Они знают, что делают. По крайней мере, у вас осталась правая рука.

– Я левша.

– О… – Хюльдар отвернулся. Как же это он не заметил – стыдно… – Могло быть и хуже. Постарайтесь думать об этом.

Торвальдюр поднял глаза и посмотрел на Хюльдара.

– Как дети? С ними всё в порядке? Карлотта…

– За ними присматривают. Они переживут это.

– Вы так думаете? В самом деле?

– Да, я знаю. – Конечно, он ничего об этом не знал, но надеяться-то можно?

– Я пытался. Пытался – и в результате потерял руку. Для меня это был конец. Я не мог потерять другую. Нужно было сразу сдаться… да, нужно…

– Что нужно?

Торвальдюр снова перевел взгляд на изуродованную руку.

– Мне предоставили выбор. Закончить так же, как тот человек под одеялом…

– Ингви Сигюрхьяртарсон. Судья Верховного суда.

– Кроме шуток?.. Я должен был его узнать. Но это… это… труп не похож на него.

– Нет, не похож, – Хюльдар попытался отогнать мысленный образ изуродованного лица. – Продолжайте. Вам предложили выбор – закончить как он или… Что? Какая была альтернатива?

– Пожертвовать одной рукой ради Карлотты, другой – ради Дади. Если б я пожертвовал обеими руками, они их пощадили бы. Но в результате я смог спасти только одного из них.

– Вам сказали, что их убьют?

– Нет. Их изнасиловали бы. Знаете, кто? Йоун Йоунссон. Женщина сказала, что это не должно меня беспокоить, ведь я считаю это нормальным. Она даже притащила его, чтобы я мог сам убедиться, что это действительно он.

– Понятно. Она имела в виду то время, когда Трёстюр много лет назад обратился к вам за помощью. Вы сотрудничали тогда с полицией Хапнарфьёрдюра?

– Да. – В глазах Торвальдюра блеснули слезы. – Но все было не так. Я никогда не думал, что это нормально. У меня просто не было выбора.

– Выбор есть всегда. Насколько я понял, вы не сделали ничего, чтобы помочь Трёстюру, потому что получили хорошее предложение о работе от его деда. Разве не так?

– Все было намного сложнее. Его дед сказал, что позаботится о том, чтобы меня уволили, если я займусь этим, а я не мог допустить, чтобы он испортил мое резюме. Старик утверждал, что мальчик – патологический лжец, что этот случай не первый, что он и раньше обращался к властям со всякой чепухой. Это могло быть правдой – откуда мне было знать, что старик и сам лжец? Он еще добавил, что, если я буду молчать, он позаботится о том, чтобы я получил лучшую должность в прокуратуре после окончания учебы. Поскольку я доказал бы, что на меня можно положиться. – Слеза скатилась по его щеке и попала в ухо. – Он сдержал обещание. Дал мне шанс. У меня не было никаких связей. Мне пришлось бы пробиваться вверх, тратя годы на дне, занимаясь дерьмовой, пустейшей практикой. Старик сделал предложение, от которого я не мог отказаться. И он сам назвал мальчишку лжецом.

– Чушь. Трёстюр говорил правду. – Хюльдар не мог заставить себя пожалеть Торвальдюра; тот жалел себя за двоих. – Расскажите лучше о Карлотте. Нам нужно точно знать, что произошло, чтобы ей смогли оказать необходимую помощь.

Торвальдюр фыркнул.

– Сначала я не поверил, что она всерьез собирается отрезать мне руку. И бензопила казалась чем-то нереальным, бутафорией. Я попросил прощения за то, что подвел Трёстюра и, как следствие, косвенным образом, ее дочь. Я повторял и повторял, что мне очень жаль, но она и слышать не хотела, требовала, чтобы я выбирал. В конце концов я сказал, что хочу спасти Карлотту и Дади, и протянул руку. Дети были без ума от ужаса и все время, пока это происходило, цеплялись за меня. Я встал на колени, чтобы обнять их, и протянул руку, думая, что Дагмар откажется от своей затеи, что ей не хватит духу. Но она не отказалась. Схватила мою руку и подняла пилу. Потом…

– Продолжайте.

– В глазах потемнело, и я отключился, а когда пришел в себя, культя онемела и была обернута тряпкой. Дагмар стояла рядом. Карлотта и Дади в ужасе забились в угол. Обоих забрызгало кровью. Помню, отчаянно хотелось пить. Но она не давала воды. Просто пнула в бок и велела выбирать: я спас одного из своих детей, а другого – нет. И я сдался. Не мог больше терпеть. – Торвальдюр на пару секунд замолчал, закрыв глаза. – Карлотта и Дади закричали – не думаю, что они понимали, что происходит, но знали, что с ними что-то произойдет, что я их предал. У меня не было времени утешать их, она сказала, что собирается сосчитать до десяти, и тогда мне придется выбирать, кем из них пожертвовать.

– И вы выбрали Карлотту?

– Я ничего не соображал. Был в шоке. Единственное, что я мог понять, это числа. Каждое из них казалось бесконечно ценным, потому что, пока она считала, я мог молчать. Она вдруг дошла десяти. И я выпалил «Карлотта». Не знаю почему.

И только после того, как она увела ее из комнаты, я задумался, что сделал бы, если б мне дали время подумать как следует. Я все еще не мог решить. Кому от этого хуже – мальчику или девочке? Кому легче это перенести – тому, кто старше, или тому, кто младше? Правильный ли я сделал выбор?

– Оба варианта одинаково плохи. – Сидевший впереди доктор повернулся и постучал по часам, напоминая Хюльдару, что его время почти истекло. – Вы все время говорите она, она… Вы видели лицо этой женщины? Сможете узнать ее при встрече?

– Да. – Торвальдюр закрыл глаза. – Не думаю, что она позволила бы мне или детям выжить. Возможно, нам все-таки повезло.

– В этом нет никаких сомнений. – Хюльдар положил руку на плечо Торвальдюра. – И еще одно, прежде чем я вас отпущу. Вы видели кого-нибудь еще, кроме нее? Какого-нибудь мужчину, например?

– Я видел Йоуна Йоунссона. Она показала его мне. Но больше никого. Она была одна.

На прощание Хюльдар сжал его плечо, потом встал и вылез из машины «Скорой помощи».

– Что бы вы сделали? – хрипло крикнул ему в спину Торвальдюр. – Кого бы выбрали вы? Карлотту или Дади?

Хюльдар повернулся.

– Я не могу на это ответить. У меня нет детей. – И закрыл за собой дверь.

* * *

Фрейя сидела на заднем сиденье второй машины «Скорой помощи» с Карлоттой на руках.

Завернутая в одеяло, девочка уткнулась лицом в грудь Фрейи. Из-под одеяла высовывался розовый носок, с мокрой и черной от грязи ступней. Худенькое тельце вздрагивало от рыданий. Ее брат лежал, свернувшись клубочком, на носилках и как будто спал.

Хюльдар забрался внутрь и прикрыл за собой дверь.

– Как она?

Фрейя покачала головой.