— Это кое–что объясняет, — видимо, ей, вампирше, надоело, что ее подавляют. Она хотела заявить о себе.

— Мне так казалось.

Он помолчал, затем с дрожью спросил:

— На что это было похоже?

Я взглянула на него и обнаружила выражение неприкрытого любопытства на лице.

— Это было… — Я нахмурилась, выдернула нитку из одеяла, пытаясь подобрать слова. — Это было как первый вздох. Словно вдохнуть весь мир.

Этан долго рассматривал меня, молчал, затем мягко произнес:

— Ясно. — Похоже, он долго раздумывал над этим. — Ты сказала, Селина поймала тебя на крючок. Наверное, хотела вытянуть из тебя эту реакцию. Откуда она знала?

Я изложила свою теорию:

— Когда я первый раз была в «Красном», клубе Моргана, и впервые столкнулась с ней лицом к лицу, почувствовала, что она испытывает меня. То же самое, что ты делал в кабинете, после того как я тебе рассказала о стычке. Может, она что–то почувствовала? Что ее химия не работает?

— Хм–м.

Я обвила руки вокруг себя.

— Полагаю, на этот раз я поддалась ее чарам?

Она так легко подчинила меня себе, заставила искать Этана, обвинить его в своей боли и смятении. Как бы я ни хотела приписать свое отчуждение от Моргана и Мэллори Этану, все же я признавала: это не имело к нему отношения. Дело во мне.

— Чем сильнее разум, — произнес Этан, — тем менее восприимчива личность к чарам. Ты сопротивлялась им прежде, с ее стороны, с моей. Но на этот раз тебя мучила боль плюс возникли проблемы в отношениях с Мэллори. Полагаю также, что твои отношения с Морганом… не на пике.

Я кивнула.

— Чары могут поймать нас в момент слабости. Не хочу менять тему, Мерит, но пока ты была без сознания, такое ощущение, что ты снова пережила изменение, — добавил он. — Озноб, лихорадка. Боль.

Этан, разумеется, знал, как проходит изменение.

Он также понял теперь то, что наконец дошло и до меня: несмотря на три дня, которые я провела, превращаясь из человека в вампира, механизм сработал не до конца.

И у меня появилась догадка, в чем причина.

— Я не снова пережила ее, — сказала я. — Это был первый настоящий раз или, по крайней мере, его завершение.

Его взгляд устремился ко мне, в глазах застыл вопрос. И я ответила, делясь выводом, к которому пришла:

— Я была под наркотиками, когда первый раз проходила изменение. После того как ты укусил меня, пил мою кровь, дал мне свою, ты накачал меня лекарствами.

На его лице выразилось крайнее изумление, глаза изменили оттенок на цвет зеленого леса.

Я продолжала, глядя ему в глаза:

— Я знаю, что изменения других вампиров проходили иначе. Я не помню того, что помнят они. Я была одурманена, когда ты отослал меня в дом Мэллори. Потому что не полностью избавилась от действия того, что ты мне дал. И что бы ни произошло сегодня, я помню больше, чем в первый раз.

Включая тот факт, что я пила его кровь. Что впервые я пила кровь из другого живого существа. Я искала взглядом его налившиеся серебром глаза, когда пила, кричала, трепетала от неизбежного наслаждения, от теплой, как виски, жидкости, которая все еще текла по мне, исцелила нанесённые им раны и стерла остатки боли, причиненной Селиной.

Стерла боль, но не воспоминания.

— Ты одурманил меня, — повторила я.

Он уважал нас обоих достаточно, чтобы кивнуть, — едва заметно кивнул, скорее даже прикрыл глаза в ответ, но этого было достаточно.

Затем он долго молча изучал меня. На этот раз не как Мастер Дома, но как мужчина, вампир. Не Салливан, не сеньор, а просто Этан.

— Я не хотел, чтобы ты это чувствовала, Мерит. — Его голос был мягок. — На тебя напали; ты не давала согласия. Я не хотел, чтобы ты прошла через это. Не хотел, чтобы ты помнила.

Я поискала его глаза и увидела, что это достаточно правдиво.

— Пусть так, — тихо сказала я, — но ты что–то отнял у меня. Люк однажды сказал, что изменения, все три дня, были словно наказание. Ужасное, но важное. Что–то вроде уз. Что–то, что я могла бы разделить с остальными неофитами. У меня этого не было. И поэтому между нами образовалась дистанция.

Он приподнял брови, но не отрицал.

— Я не похожа на них, — продолжила я. — И они это знают. Я и так отделена, Этан, — своей силой, родителями, нашими с тобой странными отношениями. Они не принимают меня за свою. — Я взглянула вниз, вытерла потные ладони о бедра. — Они не воспринимали прежде и наверняка не начнут после сегодняшнего вечера. Я больше не человек, но я и не как они. Не полностью. И я полагаю, ты знаешь, как это бывает.

Он отвел взгляд. Мы тихо сидели, глядя куда угодно, только не друг на друга. Время шло. Наверное, прошло несколько минут, прежде чем я снова посмотрела на него и он опять отвел взгляд из–за чувства вины. Вины, предположила я, из–за того, что заставил меня пережить этот опыт, но воспрепятствовал, пусть даже с благими намерениями, завершению превращения в первый раз.

Как бы там ни было, теперь уже ничего не поделаешь. Какими бы ни были его мотивы, дело сделано, и у нас более срочные проблемы.

— Итак, что мы будем теперь делать?

Он взглянул на меня, зеленые глаза тут же расширились. Удивление, наверное, что я не стала продолжать тему и оставила все как есть. А что я могла поделать? Винить его за то, что попытался облегчить превращение? Бранить за грех упущения? Удивляться, почему он так поступил?

— Насчет этого, понятия не имею, — наконец сказал он надменным тоном Мастера вампиров; что бы ни произошло между нами, оно снова дало трещину. — Если дело действительно в твоем незаконченном превращении и теперь процесс завершился, мы разберемся с твоей силой, Оценим ее. Что касается Селины, это, видимо, должен был быть дополнительный бонус к ее игре с Брекенриджами. Начать войну между оборотнями и вампирами, суметь воспользоваться тем фактом, что Страж Дома Кадогана биологически… нестабилен. — Он покачал головой. — Нельзя переоценивать ее способности к дирижированию планами. Эта женщина — мастер манипуляций, сочинитель вампирских драм. Она знает, как поставить сцену, настроить машину Голдберга[32], затем нажать на спуск и позволить нам играть в ее игру. — Он взглянул на меня. — Она будет продолжать это делать. Пока не приведет нас на грань войны с людьми или с оборотнями.

— Пока она здесь, пока мы не сможем избавиться от нее, она будет продолжать, — согласилась я. — А мы не можем от нее избавиться, пока ГС не поймет, кто она такая и что собой представляет.