сдерживая ехидной улыбки, Рави сам себе возразил: — Ах, вам нельзя… Стыдно ведь… — и выскочил из комнаты в тот самый момент, когда взбешенный Ситапати бросился за ним.

На следующее утро Ситапати услышал крик почтальона. Он спустился с лестницы. Падма уже стояла на пороге.

— Вам ничего нет, сэр, — сказал почтальон. — Все госпоже Падме.

Он вручил ей целую кипу писем. Падма поглядела на Ситапати и сказала:

— Здесь все для него, а я только его секретарь…

— О, конечно, он здесь махараджа, всем распоряжается! — Широко улыбаясь, почтальон ушел.

Даже ответы на его собственные письма приходили на имя Падмы.

«Сообщаем вам, что книги, которую запрашивает ваш супруг, в городской библиотеке не имеется…»

Однажды Падма заговорила с ним о приближающихся выборах.

— За кого вы будете голосовать? — спросила она.

— Я вовсе не буду голосовать, — отрезал Ситапати.

— Как это?

— Я нее несовершеннолетний, неправомочный, состою под опекой Падмы Деви, — желчно заявил он.

Падма посмотрела на его с укором. Глаза ее увлажнились.

— Да что вы! Разве это не вы даете мне силы? Без вас я ничто…

Но нежность и любовь, светившиеся в ее глазах, не смягчили Ситапати. В его душе назревал взрыв.

Падма заботливо следила за его здоровьем. Доктор предписал ему диету — Ситапати были запрещены его любимые блюда.

Как-то он сговорился с друзьями поехать в Калькутту. Узнав про это, Падма побледнела и позвала доктора.

— Вашему супругу нужен отдых. Нельзя ему в такую жару по железной дороге ехать, — сразу заявил врач.

— Это вам и Падме нужен отдых, мне-то он осточертел, — взъярился Ситапати.

— Нервы, нервы! — снисходительно заявил доктор. — Ну, если уж вам так хочется попутешествовать, обязательно возьмите с собой супругу. Она последит за вашей диетой, а не то результатом поездки будет диабет либо гастрит… При вашем-то слабом здоровье…

Ситапати был убежден, что он вполне здоров, но Падма верила старичку доктору, как оракулу. Он лечил ее с детства. Итак, вместо приятной развлекательной поездки с друзьями тащиться под опекой жены? Нет, это невыносимо! Так дальше жить нельзя!

2

Какой же выход? Освободиться от рабства насильственным путем? Но из пяти задуманных убийств Ситапати не смог совершить ни одного. Разве он решится оборвать лепестки этого нежного лотоса, Падмы[81]? Значит, надо идти путем Ганди, путем ненасилия, понял Ситапати. Надо оставить Падму, отречься от счастья и богатства, уйти из дому, чтобы спасти себя, сохранить свою индивидуальность.

И вот в понедельник вечером Ситапати сказал Падме, что пойдет, как обычно, в клуб, а сам направился на вокзал. Он уже придумал, куда поедет, — в деревню, где живет его друг Рамакоти. Ситапати гостил у него в студенческие годы и вспоминал это место, как рай земной. Большое водохранилище, купы кокосовых пальм и банановые рощи, свежий ветер и люди — вольные, как ветер, беспечно-счастливые… Он поселится там и будет зарабатывать на жизнь уроками. Рамакоти поможет ему на первых порах, он богатый человек. От станции несколько миль придется ехать на повозке. Ничего. К вечеру можно добраться, переночевать у Рамакоти, а с утра начать новую жизнь…

Ситапати подумал об оставленном доме, о Падме — будет плакать, конечно, всю ночь глаз не сомкнет. Сердце его заныло. Вернуться к ней? Нет, ни за что! Он вспомнил о Будде, который ушел от жены в широкий мир, и вновь укрепился душой.

Поезд набирал скорость, мелькали поля, холмы. Ситапати почувствовал всю полноту обретенной свободы. Он едет, куда хочет. Он не должен вставать в положенное время, есть, что подадут, принимать лекарство. Свежий ветер ворвался в открытое окно, холодный, резкий — ветер свободы! Сердце Ситапати наполнилось радостью.

В восемь часов вечера он сошел с поезда. Небо было затянуто тучами, моросил холодный дождь. В своем безудержном порыве к свободе Ситапати забыл, что сейчас месяц ашадха, пора дождей. Между тем пассажиры, сошедшие с поезда, раскрывали большие зонты и выходили из-под навеса на мокрую блестящую дорогу. Никаких повозок у станции не было. Идти несколько миль под дождем? — подумал Ситапати.

Он почувствовал, насколько отвык за годы супружеской жизни от самостоятельных решений и поступков.

— Бабу, вам в какую деревню? — Ситапати оглянулся — рядом с ним стоял старик брахман с большими кольцами в ушах. Ситапати назвал ему деревню. — О, мне туда же. Пойдемте вместе, а то этот дождь все равно не переждать, хоть всю ночь здесь просидишь…

Дорогой старик рассказывал о себе. Он совершает богослужения в деревенском храме, детей у него нет, взяли на воспитание девочку у родственников, теперь надо ее замуж выдать…

Вскоре дождь хлынул как из ведра, Ситапати и его спутник насквозь промокли. Старый брахман, ежедневно обливающийся утром холодной водой, беспокоился только за свой размокший узел с гостинцами, а изнеженный Ситапати весь дрожал. Наконец показались огни деревни, Ситапати приободрился.

— Дедушка, а где здесь дом Рамакоти? — спросил он.

— Рамакоти?! Да он давно и дом, и поле продал, в городе живет.

Ситапати стоял как громом пораженный.

— Что же мне делать?.. — пробормотал он.

— Да полно вам, бабу! У меня переночуете, — воскликнул старик.

Они вошли в деревню. Улицы чистые, дома крыты черепицей, было здесь и несколько двухэтажных домов. Деревня казалась зажиточной.

В доме старика брахмана Ситапати дали сухую одежду и усадили за ужин. Пища была простая, Ситапати ел через силу. После ужина он спросил, не нужен ли кому-нибудь в деревне репетитор для детей. Хозяин с женой удивленно переглянулись. Ситапати был выхолен, богато одет, на пальцах — два кольца с дорогими камнями. Кто