Мушиное жужжание сделалось еще громче, живой покров на статуе вздыбился, пошел волнами. Там, где упали капли крови инквизитора, тельца насекомых задымились, склеиваясь в черные пятна. Они увеличивались, выбрасывали стрекала, сплавляя мух в единую массу.

Настя оглянулась. Со всех сторон подступали уродливые твари – полулюди-полузвери. Скалили окровавленные пасти, тянули лапы, выли и рычали. Отступать было некуда – разве что в яму, в развалины храма, к богу или демону, которому ее прочили в невесты. Ну уж нет, я просто так не сдамся, подумала она. Придется вспомнить айкидо. Жаль, тело к драке не располагает, ну да ладно. Айкидо – это сила души.

Сфокусировать силу… освободиться от страха, неуверенности… обрести равновесие… Первым был мужик с ветвистыми рогами. Толчок, поворот, бросок – колдун с визгом полетел в яму. Вперед полезли сразу трое тварей. Настя прыгнула на женщину, которая двигалась быстрее всех, стремительно развернулась, уклонилась – существа столкнулись, забыли о ней, принялись рвать друг друга.

– Держись, Настя! – донеслось из-за клубка сцепившихся колдунов.

К ней, размахивая мечом, пробивался Дан. Жив, отстраненно отметила она, встречая нового противника. Перехват, разворот, удар ногой, бросок…

Дан наконец прорубился к подруге. Рубаха изорвана, пропитана кровью, на плече рана, по виску стекала струйка крови.

– Нам туда! – крикнул он, хватая Настю за руку. – Там портал!

Они прыгнули в яму, кубарем покатились по склону под разочарованный вой звероподобных существ.

Сенкевич с Андреасом и Гансом стояли в первом ряду, прямо перед помостом, на котором горели жертвы. Одежда и волосы пропахли жирным дымом, горло сдавливала тошнота. Вервольф-Шпренгер бесновался, выкрикивая заклинания.

– Будь он проклят, – прошептал барон.

Сенкевич молчаливо согласился и тут же увидел, как под ногами разверзается земля.

– Назад! – заорал он.

Все трое отпрянули, ввинтились в толпу, где уже бесновались, рубя людей, обезумевшие ближние.

– Он идет, хозяин идет!

В Сенкевича вцепилась древняя старуха, из беззубого рта летели капельки кровавой слюны. Сморщенное лицо покрывалось сетью черных вен, жидкие волосы выпадали клоками, на скрюченных старостью пальцах вытягивались длинные когти. Сенкевич рубанул ее по голове, отбросил в сторону.

– Отступаем!

Он размахивал мечом ничуть не хуже ближних, понимая: здесь больше нет людей. Вспарывал животы, отрубал тянущиеся со всех сторон руки, резал глотки. Слева, бок о бок с ним, дрался Андреас, справа размахивал тяжеленной дубиной Ганс.

Оказавшись в гуще толпы, они встали спиной к спине, сдерживая напор обезумевших колдунов и ближних. Краем глаза Сенкевич увидел, как над площадью поднимается древний храм с изваянием Вельзевула.

Земля наконец перестала дрожать и осыпаться, затягивать в себя людей. Над площадью разносилось гудение мух и полувой-полукрик вервольфа. Еще чуть-чуть, и статуя оживет, понял Сенкевич. Больше тянуть нельзя, здесь и сейчас концентрация силы такова, что ее хватит на десяток порталов. Осталось подгадать со временем. Будто отвечая на его мысли, часы на ратуше пробили двенадцать раз.

– Идем к храму! – крикнул он.

Андреас ответил невнятным воплем, попытался развернуться, но завяз в клубке извивающихся тел. Ганс куда-то исчез. Сенкевич отрубил несколько голов, высвободил Андреаса.

– Туда, к храму!

Вдвоем прорубаться сквозь скопище голодных тварей стало еще тяжелее. Чей-то клинок просвистел совсем рядом с лицом, оцарапав щеку, кто-то провел когтями по плечу, оставив глубокие ссадины. Спотыкаясь о трупы, оскальзываясь на лужах крови, они пробирались слишком медленно. Сенкевич почти с физической болью ощущал, как утекает драгоценное время.

– Пади! Пади! – раздался басовитый голос. – Во славу господа нашего Иисуса Христа!

Что-то грохотало за спиной. Быстро обернувшись, Сенкевич увидел, что прямо на них, давя и разбрасывая зазевавшихся тварей, несется телега. Ее, держа за оглобли, словно тачку, толкал перед собой Ганс. В телеге перекатывалась его дубина.

– Прыгайте! – крикнул здоровяк, снеся трех колдуний, которые норовили схватить Андреаса.

Сенкевич заскочил в телегу, втащил за руку барона. Ганс, натужно хрипя, взял разгон. Деревянные колеса отчаянно гремели по вспученной мостовой. Пассажиры изо всех сил вцепились в борта.

– Держись! – Ганс докатил телегу до края ямы, вскочил в нее, плюхнулся в передней части.

Повозка наклонилась и полетела по откосу прямо на облепленную мухами статую.

– И-и-эх-х! – в диком восторге орал Андреас.

Телега скатилась вниз, врезалась в постамент и разлетелась на куски, ездоков раскидало по земле. От удара из легких вышибло воздух, боль была острой и твердой – казалось, внутренности превратились в камень. Сенкевич задохнулся, потом закашлялся, отхаркиваясь кровью, с трудом сел, ощупал голову – вроде цела, это главное. Поднял глаза: он сидел прямо у ног Вельзевула. Статуя зашевелилась – возможно, это двигались насекомые, но Сенкевичу показалось, что голова Вельзевула качнулась, правая рука чуть дернулась.

«Пора. Иначе опоздаю». Он встал на четвереньки, достал из-за пазухи кусок мела, принялся вычерчивать вокруг постамента магическую фигуру, монотонно повторяя формулу Большого Проклятия. Печать Соломона – чтобы не выпустить демона, рисунок сложный, нельзя ошибиться ни в одной линии. Смотреть, как пережили полет его помощники, было некогда. Он знал: сейчас сюда ринутся все твари, что беснуются наверху, и ребятам придется несладко. Если они, конечно, выжили и продержатся до окончания ритуала. Если же нет… не видать ему Флоренции 1428 года, а Равенсбургу – спасения.

Мушиный монстр угрожающе навис над ним, грозя похоронить под гудящей тушей. Сенкевич даже не взглянул на Вельзевула, сейчас требовалась предельная концентрация внимания. Вокруг него сгущалась энергия заклинания, сталкивалась с силой, исходившей от демона. Что-то неуловимо изменилось вокруг – зеленое свечение потускнело, жужжание роя стало отчаянным, тонким, словно мухи испытывали боль. Вельзевул выгнулся, бесформенное тело наклонилось к Сенкевичу.

Ощутив непонятную опасность для их божества, твари, еще недавно бывшие людьми, поползли к яме. Окружили провал, скалились злобно, вопили, тянули к Сенкевичу скрюченные лапы. Самые смелые спрыгнули вниз, покатились по откосам.

– Сейчас начнется веселье, дорогой друг! – воскликнул Андреас, поджигая факел и доставая из ножен меч.

Ганс, не особо доверявший клинку, решительно выставил перед собой дубину. На него, визжа, бросились сразу две ведьмы, здоровяк размахнулся, мощным ударом раскроил череп одной, вторую отшвырнул пинком. Тварь опустилась на четыре лапы, припала к земле и стремительно, как ящерица, поползла к Гансу. Тот снова замахнулся. Ведьма схватила парня за ноги, заурчав, впилась зубами в голень. Дубина Ганса сломала ей спину, колдунья взвыла, разжала челюсти, но даже с размозженным хребтом продолжала извиваться, пыталась дотянуться до человека. Удар по голове заставил ее затихнуть.