вопреки закону (христианской вере. — А. М.). А Бату, тем не менее, передал ее ему, хотя оба отказывались, насколько могли…»[1035]

Помимо общеимперского законодательства, на территории Золотой Орды и, в частности, на территории Руси действовало дополнительное, местное законодательство, не противоречившее принципам «Книги Великой Ясы».

После завоевания Руси Бат-хан и его преемники, ханы Золотой Орды, «выпустили множество хартий и ордонансов относительно управления своим ханством. Они были известны как ярлык (монг. „зарлиг“. — А. М.). Достаточно характерно, что ярлыки, впоследствии выданные ханами Золотой Орды русской церкви, содержат прямую ссылку на „Книгу Великой Ясы“ как основу освобождения духовенства от налогообложения»[1036].

В 1255 г. Бат-хан отправил своего сына Сартага в Каракорум к Великому монгольскому хану Мунху, который созвал Великий хуралтай. Как пишет монгольский исследователь истории Золотоордынского улуса С. Цолмон, Бат-хан по состоянию здоровья не только не смог сам отправиться в Монголию, но и обратился к Великому хану с просьбой передать Сартагу полномочия по управлению Золотоордынским улусом. Когда Сартаг находился в Каракоруме, пришла весть о смерти Бат-хана[1037].

Как пишет Рашид ад-Дин, «Мунх-хан встретил его (Сартага. — А. М.) прибытие… с почетом, утвердил за ним престол и государство (Золотоордынский улус. — А. М.)…»[1038]

Однако Сартагу было не суждено занять престол отца. Возвращаясь из Каракорума, он скоропостижно скончался. Вскоре скончался и объявленный после него престолонаследником его несовершеннолетний брат Улагчи. А жену Бат-хана, Борогчин, которая должна была стать регентшей до достижения Улагчи совершеннолетия, вовсе убили. В результате этой череды загадочных смертей «…все царство (Золотоордынский улус. — А. М.) поступило в распоряжение (третьего сына Джучи. — А. М.) Бэрх-хана»[1039], «его повеления стали неукоснительно исполняться в его улусе…»[1040]

«Унаследовав» власть в Золотоордынском Улусе, Бэрх (правил в 1257–1266 гг. — А. М.) присягнул на верность Великому хану Мунху[1041] и приступил к выполнению указов Великого хана по «устройству и приведению в порядок дел государства».

Важная роль в выполнении этих указов отводилась полномочным представителям (даругачинам) Великого хана. Как явствует из известия Плано Карпини, при хане Батые вопросами сбора налогов, выполнения населением русских княжеств других повинностей (военной, ямской и т. д.), контроля за деятельностью удельных русских князей ведали даругачины, назначенные им во все территориально-административные единицы Золотоордынского улуса. А полномочным представителям (даругачинам) Великого хана Мунха, направленным тогда же в Золотоордынский улус, поручалось укрепить эту структуру и распространить ее на те территории, которые ею не были охвачены, в частности на Новгород.

«Великий хан Мунх, — пишет А. П. Богданов, — понимал, что произойдет, если дань с покоренных земель пойдет через руки улусных (удельных. — А. М.) ханов. Те станут полновластными владыками и превратят Каракорум в чисто символический центр… Поэтому численники Великого хана, переписывая население империи, разбивая подданных на десятки, сотни, тысячи и тумэны, готовили почву для введения единой местной администрации: баскаков»[1042].

В Восточной Руси народ не сопротивлялся проведению переписи. Лаврентьевская летопись свидетельствовала: «Той же зимы (1257 г. — А. М.) приехали численники, пересчитали всю землю Суздальскую, и Рязанскую, и Муромскую, и ставили десятников, и сотников, и тысячников, и темников, и ушли в Орду. Только не считали игуменов, попов, крилошан, кто зрит на святую Богородицу, и владыку (православные священнослужители освобождались от налогов. — А. М.)»[1043].

Новгородцы же сначала отказались впустить монгольских чиновников, так называемых численников, в свой город. Но затем, когда сам Александр Невский попытался убедить их не препятствовать переписи и предупредил, что монголы жестоко накажут за неповиновение, согласились и впустили. Тем не менее, как пишет Г. В. Вернадский, «…когда чиновники начали „подсчет“ жителей, в городе разразился мятеж. Монголы попросили у Александра Невского защиты, и он приказал своим войскам подавить бунтовщиков. Его твердая позиция произвела должное впечатление на новгородцев, и они в конце концов согласились позволить монголам продолжить перепись…[1044]

Хотя перепись легла в основу подсчета обязательств со стороны новгородцев, на этой территории так и не были организованы монгольские военные округа (на основе десятичной системы. — А. М.). По всей вероятности, новгородские власти сами взяли на себя обязательство вербовать воинов и собирать налоги в будущем… Это было очень важной уступкой со стороны монголов…»[1045].

Что касается других княжеств, это «послабление» на них сразу не распространилось, о чем свидетельствуют народные восстания против монголов в Суздальской земле, во время которых «собрали веча и выгнали (баскаков) из городов, из Ростова, из Суздаля, из Переяславля! Ибо откупали те окаянные басурмане дани, и от того великую пагубу людям творили…»[1046].

На этот раз Александр Невский был не в силах сдержать мятежников. «…Первым шагом Александра после восстания, — пишет Г. В. Вернадский, — было то, что он поспешил в ставку Бэрх-хана, чтобы „умолить хана простить народ“ Суздальской земли… Александр Невский провел несколько месяцев в Орде, и ему удалось достичь главной цели своей миссии: Бэрх-хан согласился на то, чтобы не посылать никакой карательной экспедиции в Суздальскую землю»[1047].

Что же до баскачества, судя по источникам, оно не было изжито до конца XIII столетия.

Отнюдь не от хорошей жизни Бэрх-хан поддался на уговоры Александра Невского. После смерти Бат-хана у Бэрх-хана обострились отношения с братом Мунх-хана, Хулагу — создателем Монгольского Ильханского государства; с последним Бэрх-хан в течение пяти лет воевал за право владеть Арраном и Азербайджаном.

В связи с многолетней войной между Хулагу и Бэрх-ханом исследователи ставят вопрос: была ли она «священной войной с неверными», то есть джихадом, к которому мамлюкский султан ал-Малик аз-Захир Бейбарс в своем письме (1261 г.) подстрекал Бэрх-хана, и был ли последний фанатичным мусульманином.

Как явствует из «Летописи Бейбарса», Бэрх-хан и его единомышленники, приняв ислам, «…ввели у себя уставы и правила (ислама), плату зэката (мусульманский налог в пользу бедняков, больных и сирот. — Р. П. Храпачевский), обязанности участвовать в газавате и джихаде… (тем самым якобы подтверждая, что он, Бэрх-хан. — А. М.) действует против йасы („Книги Великой Ясы“. — А. М.) Чингисхановой и закона народа своего…»[1048]

На самом деле реакция Бэрх-хана на послание и подстрекательства Бейбарса неизвестна. Зато в сочинении ал-Муфаддаля имеется описание монгольского дипломатического ритуала, которому египетским послам, привезшим послание Бейбарса, необходимо было следовать; и этот ритуал, как считает А. Г. Юрченко, «является единственной возможностью выяснить истинное положение дел со статусом ислама при дворе Берке…»[1049].

«Рано утром царь Берке… — пишет ал-Муфаддаль, — пригласил послов к себе. Их уже уведомили, что им следует делать при входе к нему, то есть войти с левой стороны и, когда от них будет взята грамота, перейти на правую сторону, присесть на оба колена; никому не входить к нему в шатер с мечом, с ножом или с оружием; не прикасаться