— Забудьте. Теперь вы справитесь?

— Да, теперь я справлюсь. Чем я могу быть вам полезной?

— Мне нужно, чтобы вы подумали. Куда он мог пойти, какие дальнейшие шаги предпринять в критической ситуации. Как по-вашему, что он сейчас делает помимо того, что пытается найти выход? Обдумайте все это и к моему возвращению представьте мне в письменном виде.

— Вы все получите. Сразу могу сказать только одно: ему необходимо работать. Творчество не было для Блэра только прикрытием. Для него это была подлинная страсть, самоутверждение, уход в иную реальность. Ему необходимо место для работы.

— Отлично. Продолжайте в том же духе. Я скоро вернусь.

Когда за Евой захлопнулась дверь, в холл из гостиной вышел Токимото.

— Это был прекрасный поступок, — сказал он.

— Хотелось бы надеяться. До сих пор мои поступки были не на высоте.

— Дайте себе время успокоиться, оправиться от горя и обиды. Надеюсь, вы не откажетесь поговорить со мной, когда вам захочется с кем-то поделиться.

— Да я вас уже до смерти заговорила. — Рива вздохнула. — Токимото, могу я задать вам вопрос?

— Конечно.

— Вы пытаетесь за мной приударить? Он весь напрягся, словно одеревенел.

— Это было бы недостойно в данный момент.

— Потому что я, возможно, все еще замужем — или я вас просто не интересую?

— Ваше замужество вряд ли имеет значение при сложившихся обстоятельствах. Но вы не в таком состоянии духа, когда… Подобного рода авансы личного характера вряд ли уместны, когда ваши чувства и жизненные обстоятельства столь неопределенны.

Рива невольно улыбнулась. Но главное, она почувствовала, как у нее в душе что-то начинает понемногу раскрываться.

— Вы не сказали, что я вас не интересую, поэтому я просто скажу, что не буду возражать, если вы наберетесь смелости приударить за мной. — Чтобы проверить себя, Рива поднялась на цыпочки и легко прикоснулась губами к его губам. — Нет, — сказала она, сделав вид, что все обдумала, — я не стала бы возражать. Почему бы теперь и вам не обдумать такую возможность?

Все еще улыбаясь, она начала подниматься по лестнице.

Куинну Спарроузу суждено было выжить. Еве сообщили, что через несколько месяцев интенсивной терапии и процедур он даже мог бы вновь начать ходить. И она подумала, что это произойдет, только если у него окажется столько же воли и мужества, сколько потребовалось Риве Юинг, чтобы оправиться от своих травм.

Ева считала, что в этом и проявляется высшая справедливость.

У него было сотрясение мозга, переломы костей, повреждение позвоночника, не считая других, не столь крупных неприятностей. Он нуждался в восстановительной хирургии лица.

Но его ранения не были смертельными.

Ева была рада это слышать.

Спарроуз был накачан седативными средствами, но жетон Евы, подкрепленный определенным напором, помог ей проникнуть внутрь. Пибоди она оставила на посту у дверей палаты.

Когда она вошла, он то ли спал, то ли находился под воздействием анестезии. Ева решила, что второе вероятнее, и безжалостно, не испытывая ни малейших угрызений совести, отключила капельницу.

Всего через несколько секунд Спарроуз очнулся и застонал.

Выглядел он весьма неважно, из-под бинтов на лице виднелись синяки, фиксирующий бандаж охватывал всю правую руку, другой такой же был на правой ноге, уравновешенной сложной системой вытяжения. Шейный корсет не позволял ему шевелить головой. В общем и целом он напоминал одну из скульптур Биссела.

— Вы меня слышите, Спарроуз?

— Даллас?.. — Губы у него побелели, он изо всех сил старался сфокусировать на ней взгляд. — Какого черта?!

Ева придвинулась ближе, чтобы ему легче было держать ее в поле зрения, и дружеским жестом, словно приветствуя боевого товарища, уцелевшего после кровавой битвы, положила руку ему на плечо.

— Вы в больнице. Вам нельзя двигаться. Это называется фиксированным положением.

— Я ничего не помню. Я… Это серьезно?

Ева на минуту отвернулась, словно ей было тяжело говорить, и мысленно поздравила себя с удачным штрихом.

— Это… это довольно скверно. Он нас сильно задел. Вам досталось по полной программе. Машина взлетела, как ракета, и обрушилась, как бомба. Врезалась в автобус с вашей стороны. Ваши дела плохи, Спарроуз.

Его плечо задрожало под ее ладонью, он попытался отодвинуться.

— Боже, боже, какая боль!

— Да, я понимаю, вам нелегко. Но мы его взяли. — Теперь Ева сжала его руку. — Мы взяли ублюдка.

— Что? Кого?

— Мы взяли Биссела, он под замком. Мы его взяли по горячим следам, прямо с пусковым устройством, из которого он нас обстрелял. Блэр Биссел, Спарроуз. Он жив и здоров. И поет, как канарейка.

— Это безумие! — простонал он. — Мне нужен врач. Мне нужно снять боль…

— Послушайте-ка лучше меня. Держитесь и слушайте внимательно. Я не знаю, сколько у вас времени.

— Времени? — Его пальцы дернулись в ее руке. — Времени?!

— Я хочу дать вам шанс очистить свою совесть, Спарроуз. Под запись. Уж это-то вы заслужили. Он все валит на вас как на мертвого. Послушайте меня. Послушайте! — Ева еще крепче сжала его пальцы. — Я должна сказать вам правду, и вы должны быть к ней готовы. Вы не выживете.

Его кожа посерела.

— О чем вы говорите?!

Она наклонилась еще ближе, чтобы он видел только ее лицо.

— Врачи сделали все, что могли. Они бились несколько часов, стараясь вас вытащить, но повреждения слишком серьезны.

— Я умираю! — Его голос, и без того слабый, надломился, слезы подступили к глазам. — Нет… Нет! Мне нужен врач!

— Врачи скоро вернутся. — Ева скорбно сжала губы. — Я думала, вы захотите услышать об этом от меня, от… коллеги. Если бы он лучше целился, нас обоих уже не было бы в живых. Но он всего лишь снес радиатор, и мы перевернулись. Удар был страшный, Спарроуз. У вас все переломано. Живого места не осталось. Этот сукин сын убил вас и пытался убить меня.

— Я ничего не вижу… Я не могу двигаться!

— Вам нельзя двигаться. Вам надо лежать тихо. Это поможет вам выиграть время. Он-то свое время использовал сполна, пока вы были в отключке. Он пытался убить нас обоих, и поэтому я хочу дать вам шанс уйти достойно. Я собираюсь зачитать вам ваши права. — Ева опять замолчала и покачала головой. — Господи, как это тяжело!

Пока она зачитывала ему права, его била дрожь.

— Вам понятны ваши права и обязанности, заместитель директора Спарроуз?

— О чем, черт возьми, вы говорите?